Архимаг. Пробуждение. Трилогия
Шрифт:
Коцебу приземлился на вершине небольшого холма неподалеку от большой дороги. По ней то и дело проходили пешеходы и паланкины. Увы, в Эстегелеро, как и в Чрехвере, не существовало более быстрого транспорта, нежели человеческие ноги. Урроги, не знающие себе равных в перевозке грузов, очень плохо подходили для путешествия. Других животных, годящихся для верховой езды, закатонцы так и не одомашнили. Хотя геремиадцы уже начали экспортировать из Нумирадиса лошадей и ослов, южнее эти полезнейшие существа пока что не добрались.
– Такси!
– крикнула Вон, подходя к краю дороги.
На ее призыв немедленно откликнулись. Здоровенный парень, впряженный в двухколесную тележку
– До города довезешь?
– спросила Вон.
– У-мгм, - довольно кивнул рикша.
– А быстро бегаешь?
– У-мгм.
– Ты что - немой?
Вместо ответа рикша высунул длинный мокрый язык и что-то невнятно промычал. Немым он не был.
– Ну… тогда поехали, - пожала плечами девушка, стараясь не смотреть на распахнутый рот «лошади». Зубы он явно не чистил лет… да никогда не чистил.
Краснокожий здоровяк приветливо ухмыльнулся пассажирке, распахивая для нее дверцу. Ванесса удобно устроилась на сиденье, и рикша неторопливо побежал к городу.
– Замолаживает!
– неожиданно обернулся он, кивая в сторону восходящего солнца.
– Что-что?
– Замолаживает, говолю!
– осклабился парень.
– Клепкий ветел поднимается, к ночи молоз будет!
– А-а-а…
Городские улицы выглядели чистыми и умытыми. Ночью прошел дождь. Новехонькие здания из белого кирпича перемежались более старыми - деревянными. На кирпич аульфарракцы перешли сравнительно недавно - еще двадцать лет назад никто и помыслить не мог о другом материале, кроме бревен и досок. Увы, за последнее время дерево в городе сильно подорожало - горожане, незнакомые с экологией, за минувшие века благополучно извели все леса на десятки миль вокруг. Теперь дерево в городе сильно вздорожало - даже топливо для кухонь и «мыльных домов» приходилось возить издалека.
Большинство лавок и мастерских уже давно открылись - эстегелерцы поднимались рано. Пожилой столяр неторопливо распиливал буковый чурбак, худощавый аптекарь звенел склянками в глубине темной клетушки, пузатый торговец овощами с сомнением осматривал капустный кочан, размышляя, выкинуть ли эту гниль или все-таки впарить какому-нибудь простофиле.
Ванесса неожиданно задумалась, не зря ли она вдруг сорвалась в город. Да, Аульфарраку было далеко до многомиллионных земных мегаполисов, но все-таки восемьдесят пять тысяч - очень даже приличное число, и найти тут одного человека очень трудно… да и четверых тоже. А если Креол вернется домой раньше ее, он наверняка рассердится на взбалмошную ученицу. Впрочем, повернуть назад ей не позволяло упрямство.
– Куда плавить, саланна?
– спросил рикша, притормаживая на перекрестке.
– А ты сам-то местный?
– поинтересовалась Вон.
– У-мгм.
– А я вот нет. Так что вези… ну, где у вас интересней всего. На торговую площадь, например. Давай, вороной, гони!
– У-мгм, - согласно кивнул рикша, плавно втекая в поток других рикш и паланкинов. Рикши бегали довольно быстро, а вот паланкины двигались медленно и важно, словно белоснежные фрегаты среди жалких рыбацких яликов.
Главная городская площадь была слышна издалека. Именно слышна, а не видна: на ней возвышалась гордость Аульфаррака - Часы Бахрея. Великий механик Бахрей, построивший их семьдесят лет назад, был мастером своего дела - многие приезжали в город только чтобы взглянуть на это чудо. Огромные водяные часы были снабжены сложнейшим механизмом размером с башню
Бахрею Лустимбо-тха пришлось нелегко. Дело в том, что эстегелерцы, да и все закатонцы (кроме Геремиады и эйстов) считают время не так, как мы. Сутки на Рари продолжаются ровно столько, сколько и на Земле - двадцать четыре часа. И они точно так же делят эти часы на двенадцать дневных и двенадцать ночных. Но вот дальше начинаются расхождения - закатонцы считают день и ночь отдельно. То есть - день делится на двенадцать одинаковых промежутков и точно так же ночь. Но вот проблема - в течение года день и ночь постоянно меняются! Летом дни длинные, а ночи короткие, зимой - наоборот. И продолжительность часов, соответственно, тоже ежедневно меняется. Закатонским часовщикам приходилось несладко…
Но мудрый Бахрей все же нашел решение. Он создал триста шестьдесят пять разных клепсидр, и они ежедневно сменяли друг друга, заставляя гигантские стрелки то замедляться, то ускоряться. Сложный механизм делал все сам - приставленным служкам нужно было только не забывать пополнять запасы воды. Впрочем, даже этого не требовалось делать часто - Бахрей скоординировал все так удачно, что одной-единственной бочки хватало, чтобы часы спокойно работали несколько месяцев.
К тому же эти часы были снабжены танцующими фигурками, появляющимися каждый час. Восемь тысяч семьсот шестьдесят штук! На каждый час в году! Боги и чудовища, герои и красавицы, люди и животные… На эти часы можно было смотреть круглый год, и ни разу не увидеть ни единого повтора. Каждая фигурка снабжена собственным танцем и мелодией. Бахрей был воистину гениальным механиком.
В течение следующего часа Ванесса повидала еще множество диковин. К примеру, она довольно долго наблюдала за работой лучшего городского цирюльника. В Эстелегеро цирюльники были не только парикмахерами, но и врачами, и очень умелыми, надо сказать. Правда, самым полезным средством у них считалось кровопускание - его прописывали практически во всех спорных ситуациях. Но дантистика и глазные операции достигли очень высокого уровня. Вон сначала зачарованно смотрела, как цирюльник вставляет пациенту самый настоящий зубной протез, а потом с ужасом наблюдала за операцией по удалению глазной катаракты. Цирюльник взял длинную острейшую иглу и осторожно ввел ее в глаз пациента точно над зрачком, а потом постепенно протолкнул катаракту вниз, туда, где она уже никому не мешала. После этого на прооперированный глаз наложили мягкую ткань, смоченную в яичном белке. Смотреть на это было по-настоящему жутко - ведь первое же неверное движение оставило бы больного совсем без глаза. К тому же перед этим его крепко связали и закрепили веки, чтобы не мог зажмуриться: операция была практически безболезненной, но очень страшной.
Еще она увидела другие чудеса, созданные великим механиком Бахреем - например, храмовый автомат по продаже целебной воды. Не такой автомат, как те, что напали на них в сокровищнице Саудрон-Тарка - нет, самый обычный механизм, без единого грана магии. В него надо было опустить медную монету в десять церов, а взамен лилась вода. Самая обыкновенная вода - целебной ее нарекли местные жрецы, наживающиеся на этом изобретении. Работал аппарат предельно просто - монета падала в чашечку, подвешенную к одному концу тщательно сбалансированного коромысла, под ее тяжестью другой конец коромысла поднимался, открывал клапан, и вода начинала течь. Когда чашечка опускалась до предела, монета выскальзывала, коромысло возвращалось в прежнее положение, и вода перекрывалась. Просто, как все гениальное.