Архипелаг Исчезающих Островов
Шрифт:
Я задремал лишь под утро. Однако в семь часов Андрей разбудил меня.
– Знаешь, я виноват перед тобой, – сказал он, садясь на мою кровать. – Я ошибся.
– Ну-ну, – пробормотал я зевая. – Ради этого не стоило будить меня… А когда ты ошибся?
– На зимовке. На мысе Челюскин. Я не придал значения твоим опреснителям. Я отмахнулся от них.
Это становилось интересным. Не часто приходилось видеть моего друга в таком покаянном настроении. Я сел на кровати.
– Так! Слушаю тебя.
– Возможно, что твои опреснители пригодятся.
– Что ты говоришь? Мне самому казалось…
– Погоди-ка. Знаешь, что надоумило меня?
– Что же?
– Шланги.
– Какие шланги?
– Сначала те, что были на пароходе, которым я ехал из Весьегонска, потом другие. Помнишь, советские моряки отогревали шланги подо льдом?..
– В Гольфстриме?
– Вспомнил?.. Да, в Гольфстриме… Я прочту тебе выдержку. Лучше не расскажешь, чем сам капитан “Седова” [9] …
9
Автор вынужден здесь, так же как и в некоторых других местах, допустить анахронизм: знаменитый дрейф “Седова” начался позже описываемых в повести событий.
Андрей быстро схватил со стола толстую книгу и, полистав, нашел нужную страницу.
Там рассказывалось о том, как капитан “Седова” Бадигин использовал теплые воды Гольфстрима для того, чтобы отогреть замерзшие шланги.
“Развешанные… на палубе для просушки, эти шланги были захвачены внезапно наступившим морозом и превратились в подобие камня, – писал он. – Внести их в теплое помещение нельзя было – замерзшие шланги не прошли бы ни в одну дверь. Но разморозить их надо было во что бы то ни стало: они могли нам потребоваться в любой день и час для откачки воды во время аварии, для наполнения котлов и т.д.
Путем несложных подсчетов я определил, что шланги можно привести в нормальный вид, если опустить их в относительно теплые воды Гольфстрима, которая спрятана в толще океана.
Люди недоверчиво отнеслись к этой затее, им казалось невероятным, чтобы шланги могли оттаять подо льдом, в пучине океана. Но приказ есть приказ. Его выполнили быстро и четко. Шланги были опущены более чем на сто метров под воду, попали в струю Гольфстрима с положительной температурой и оттаяли. Некоторое время спустя, готовясь к выходу из дрейфа, мы уже пользовались ими”.
Андрей захлопнул книгу и взглянул на меня:
– Каково?
– Да, здорово. Настоящая русская смекалка!
– Мало того, что смекалка, – еще и широкий кругозор! И смелость, дерзание! Приспособили Гольфстрим для выполнения самых будничных корабельных задач!.. Ну, я и вспомнил об этом, когда ехал из Весьегонска. Сижу себе, понимаешь, на корме, а мысли все об Арктике, о наших островах. В ногах пароходные шланги лежат. Смотрю на них, и те знаменитые, седовские, вспомнились… Позвольте, думаю, мы могли бы тоже разморозить шланги. К северу от Восточно-Сибирского моря на сравнительно небольшой глубине проходят теплые воды. Вот если бы не опускать в теплый слой воды шлангов, а сам этот слой поднять, прогреть им льды…
– Понял! – Я вскочил с кровати с кровати и в волнении забегал по комнате. – Надо вызвать выпадение солей в теплом слое, чтобы он сделался более легким, поднялся наверх и растопил пловучие льды…
– Не увлекайся, – остановил меня Андрей. – Растопил – это сильно сказано. Пусть бы хоть немного размягчил их, помог продвижению нашего ледокола. Понимаешь, пловучие льды надо зажать в клещи: сверху – лучи летнего солнца, снизу – слой воды с положительной температурой. Мы только поможем солнечным лучам… Вот погляди-ка. Ночью я набросал нечто вроде расчета. Конечно, пока еще грубо, приближенно…
Он положил на одеяло несколько исписанных листков.
Все утро и часть дня мы просидели над расчетами. Решение задачи зависело теперь от химиков. Сумеют ли они найти вещество, которое было бы способно вызвать активное выпадение солей из морской воды?..
А вечером позвонила Лиза. Она приехала в Москву и приглашала в гости.
Обсуждение нового способа борьбы со льдами мы перенесли в уютную Лизину комнату.
Не прошло и получаса, как вдруг в прихожей раздалось шарканье подошв. Кто-то старательно, даже со рвением вытирал ноги о половичок.
Я переглянулся с Андреем. Гость, видимо, уже не раз бывал здесь, если так хорошо знал пристрастие нашей Лизы к порядку и чистоте.
Он переступил через порог.
Молодой. Моложе нас с Андреем. Лицо добродушное, круглое, розовое. Косматое бобриковое пальто. Брючки с пузырями на коленях.
Пока новый гость снимал пальто, хозяйка отрекомендовала его как брата подруги.
Я испытующе посмотрел на Лизу. Она держалась с братом подруги ровно, как с нами. Зато брат, войдя в комнату, сразу же начал улыбаться. Непонятно, почему у него сделалось вдруг хорошее настроение.
– Вы всегда такой веселый? – спросил я подозрительно.
– То есть? Не понял…
– Ну, жизнерадостный, что ли.
– А!.. Нет. Главным образом по вечерам, в гостях.
С улыбкой, еще более широкой, он посмотрел на нашу хозяйку, но та, поджав губы, сосредоточенно заваривала чай.
Оказалось, что молодой человек, готовится стать музейным работником.
– Как – музейным? – удивился я. – В наше время – музейным?.. Старые черепки собирать… Ну и профессия – спец по черепкам!
Молодой человек спокойно улыбался. Он поудобнее умащивался в кресле – это было мое любимое кресло, я просто не успел еще сесть в него, – потом по-хозяйски сдвинул со стола стопку книг, принесенную Андреем. Каково?..
– Ну, как твои дела, Андрей? – спросил я, когда мы вышли в коридор покурить.
Он прекрасно понял, о каких делах я спрашиваю, потому что пожал плечами и сказал, глядя в сторону:
– О, прекрасно! Ты же видишь…
– Еще бы!
– Хоть бы не улыбался так часто! – пожаловался Андрей, как всегда угадывая мои мысли.