Архив шевалье
Шрифт:
Теперь насчет развода. У вас на безымянном пальце след от обручального кольца. А кольца нет. Можно предположить, что сняли его из-за развода, причем совсем недавно…
Скрипка – совсем просто. Пальцы длинные, а подушки на левой руке огрубевшие и темные в отличие от правой – здесь они нежные и розовые.
– Подождите. А как вы про сына узнали, про фортепьяно?
– Беркас Сергеевич! Миленький! Вы когда в купе зашли и билет доставали, то портмоне открыли. А там фото, где вы за роялем, а на руках – мальчик лет двух, копия вы!
– Ну хорошо! А про автогонки, про фехтование, про отчество отцовское?
– Вот это было легче всего. Надо было просто прочесть
Куприн зашелся в хохоте. Он дергал ногами и смахивал слезы. Его большое тело корчилось от судорог, и он никак не мог выдавить что-то, что хотел сказать Каленину. Наконец ему это удалось.
– Я, товарищ аспирант, ха-ха-ха… ваш… ха-ха-ха… куратор. В посольстве меня за вами закрепили… ха-ха. Вы должны ко мне явиться по прибытии в Бонн. Поняли? Ха-ха!
– Вы?
– Знаю, знаю. Вам другую фамилию называли. Благов. Так?
– Так!
– Он перешел на другую работу. В Австрию уехал. Буквально неделю назад. Теперь всю науку и культуру курирую я. Милости прошу, Беркас Сергеевич! Смешно, правда? Ха-ха-ха… – Куприн отсмеялся и вдруг взглянул на Каленина строго и серьезно: – Кстати, про скрипку в вашем личном деле ничего не было. Я действительно установил это по вашим пальцам. Поверьте, Беркас Сергеевич, я человек серьезный и основательный. Вы в этом еще убедитесь…
Бонн, …февраля 1985 года. Ганс Беккер критикует Карла Маркса и рассказывает удивительные вещи
…Женщина шла по коридору медленно, может быть, даже на цыпочках. В полуподвале, ставшем с недавних пор жилищем Каленина, было темно. Свет проникал очень скудно – через узкие прямоугольные окна, нижний край которых совпадал с линией тротуара. Тут и днем-то света было не много, а вечером он вообще пробивался едва-едва.
Каленин видел только покачивающийся силуэт. Наконец женщина приблизилась, и темнота, ослабевшая от скудного света небольшого окна, немного отступила и позволила разглядеть черты ее лица. Каленин узнал хозяйку дома – пожилую даму с красиво уложенной прической и совиным профилем. Он хотел ее окликнуть и спросить, что ей нужно в его квартире в столь неурочный час, но язык непослушно завалился куда-то в область горла и, казалось, перекрыл и дыхание, и возможность издавать какие-либо звуки.
Заметив усилия постояльца, дама приложила палец к губам и покачала головой, давая понять, что просит его помолчать. Она прошла мимо дивана, на котором лежал Каленин, и дотронулась до его руки – вроде как поздоровалась, – отчего Каленин дернулся всем телом, ощутив обжигающий холод прикосновения.
Дама между тем приблизилась к письменному столу. Она что-то разглядывала, а потом протянула руку и стала гладить стену, к которой примыкал стол. Затем двинулась вправо и начала ощупывать следующую стену. Зачем-то приоткрыла книжный шкаф и передвинула книги на средней полке, на уровне своих глаз. Двинулась дальше – и опять ладони женщины обшарили штукатурку. Наконец круг замкнулся, и дама снова подошла к дивану. Не обращая внимания на застывшего от ужаса Каленина, она оперлась одной рукой о спинку дивана, а другой стала водить по стене. Каленин не столько увидел, сколько услышал, что она легко постукивает по стене, как бы проверяя наличие в ней пустот и прислушиваясь к звукам.
Беркас сделал еще одну попытку произнести хотя бы слово, но мрачная старуха снова приложила палец к губам, а потом с кошачьей ловкостью бросилась на Каленина и двумя большими пальцами резко надавила ему на глаза. Острая боль буквально захлестнула Беркаса, превратилась в яркое свечение и в непрерывный звон, который пульсировал в висках. Каленин отчаянно заорал и, оттолкнув взбесившуюся старуху… проснулся.
В комнате было темно и пусто. Рядом, возле дивана, валялась подушка, которую Беркас отшвырнул, приняв за навалившуюся старуху. Надсадно верещал звонок входной двери. Беркас тряхнул головой, оглядел комнату и, убедившись, что никого рядом нет, что все случившееся ему только приснилось, дотянулся до стены, на которой располагалась кнопка открывания двери.
Его боннская квартирка представляла собой три небольшие, очень уютные комнаты, которые располагались в полуподвальном цокольном этаже старого трехэтажного дома, построенного до войны, как и многие дома в старой части Бонна. Квартира имела то неоспоримое преимущество, что была снабжена отдельным входом, расположенным на лестничной площадке первого этажа. Чтобы попасть в Беркасово жилище, надо был войти в подъезд, открыть дверь, ведущую вниз, в цокольный этаж, пройти один лестничный марш, а там была еще одна дверь, миновав которую можно было войти уже в саму квартиру.
Хозяйка дома, носившая очень странную для немки фамилию Шевалье, объяснила Беркасу, что открыть верхнюю дверь он может, не выходя из квартиры, откликнувшись на звонок нажатием специальной кнопки, установленной в комнате, которую Беркас сразу определил для себя как кабинет-спальня. Он предпочитал работать именно здесь и, засиживаясь допоздна, часто засыпал прямо на диване, а две другие комнаты использовал крайне редко.
Кнопка для открывания двери находилась в кабинете возле двери, и Беркас в первый же день своего пребывания в квартире, в полном соответствии с русской традицией переустраивать жизнь так, чтобы решать проблемы лежа, передвинул диван поближе к кнопке, и теперь мог легко дотянуться до нее ногой, не вставая со своего лежбища. Ее-то он в данный момент и давил ногой, отзываясь на настойчивый сигнал, идущий откуда-то сверху…
Беркас прислушался к шагам, унимая разбушевавшееся сердце: кто-то не спеша спускался по лестнице. Потом открылась дверь в квартиру, и он, выглянув в коридор, увидел Ганса Беккера – молодого немца, с которым познакомился буквально в первый же день своего пребывания в университете. Тот работал в институте политологии у всемирно известного профессора Карла Швайцера.
– Бэр! – окликнул его Ганс… (Он сразу же после их знакомства переделал имя Каленина на западный манер, объясняя это тем, что так ему удобнее, да и звучит солидно – «медведь»!) – Я уже собрался уходить. Думал, ты забыл… – Беккер посмотрел на часы и поправил шейный платок. – Давно хотел сказать: зачем ты открываешь дверь, не спрашивая, кто к тебе идет?
– Привет, Ганс! Прости, уснул… – Беркас потер глаза, вспоминая ощущение яркой вспышки, вызванное нападением приснившейся домохозяйки.
«Чертовщина какая-то!» – подумал он, а вслух беспечно сказал:
– А что может случиться? Бонн – это, по-моему, город, где последнее ограбление квартиры случилось во времена раннего Средневековья. И потом, в этой квартире установлена дурацкая конструкция: кнопка открывания верхней двери находится здесь, в кабинете, а переговорное устройство – в коридоре. Чтобы уточнить, кто пришел, я должен идти в коридор, а чтобы открыть дверь – вернуться в кабинет и нажать кнопку. Мне становится лень уже от одной мысли об этом!