Архивы Блэквуда. Незримые
Шрифт:
На стене ожил громкоговоритель: «Закрываемся через пятнадцать минут». Одесса содрогнулась. Взгляд упал на часы. В душе теплилась надежда, что журналистам – по крайней мере, телевизионщикам – надоест ждать. В сумерках Одесса направилась к дому, сжимая в кулаке ключ. По счастью, ни репортеров, ни новостных фургонов поблизости не наблюдалось. Одесса без приключений добралась до вестибюля и поднялась в квартиру.
Наутро телефон разрывался от сообщений. Одесса проигнорировала девяносто процентов абонентов, но один звонок все-таки прослушала. Начальник велел ехать на службу не
На третий день офис опустел – все отправились на похороны Уолта Леппо. Одесса не смогла заставить себя пойти. Вряд ли ей обрадуются. Какое мучение – сидеть за пустым столом, пока за рекой отдают последние почести и предают земле твоего товарища.
Мать продолжала звонить. Одесса поддерживала связь с четырьмя братьями и сестрами эсэмэсками (территориально ближайший родственник обитал неподалеку от Цинциннати, штат Огайо), но отделывалась банальными фразами: «Все в порядке, в выходные обязательно наберу». Конечно, они беспокоились, но перспектива обсуждать с ними наболевшее повергала ее в панику. Со звонком матери ей повезло. Судьба смилостивилась, и Одесса попала на голосовую почту.
«Привет, мам. Прости за молчание, закрутилась. Сама понимаешь. Неделя выдалась кошмарная, не знаю, чем все закончится. Со мной все нормально, ну относительно. Обязательно позвоню тебе, как освобожусь, но загадывать не хочу. Столько всего навалилось. Ладно. Пока».
Остаток дня она провела в одиночестве за пустым столом.
Назавтра ей наконец придумали задание – съездить через Ист-Ривер в Кью-Гарденс, где располагалась резидентура Бруклин-Куинс. У отставного агента случился удар, и Одессе поручили разобрать его кабинет. Она понятия не имела, почему за отставным агентом по-прежнему числился собственный кабинет, однако решила, что в ее положении не стоит задавать лишних вопросов.
Как и следовало ожидать, комендант в Кью-Гарденс не знала ни о грядущем визите, ни о каком кабинете идет речь. Из шкафчика в копировальной комнате женщина выудила связку разрозненных ключей и, вручив их Одессе, неопределенно мотнула головой в сторону вестибюля.
Нужная дверь обнаружилась в самом конце коридора, по соседству с пожарной лестницей. Одесса оглядела безликую створку и подергала ручку. Заперто. Она стала перебирать связку, прикидывая, сколько времени уйдет, чтобы подобрать искомый ключ. По закону подлости он наверняка окажется в числе последних.
К счастью, кабинет располагался в укромном уголке, вне зоны видимости персонала. Одесса позаимствовала с чужого стола скрепку, сняла с холодильника в комнате отдыха прямоугольный магнитик, рекламирующий доставку пиццы, и вскрыла немудреный замок.
В глухом помещении без окон пахло затхлостью. Одесса щелкнула выключателем. Под потолком вспыхнула голая лампочка и, замигав, перегорела. Похоже, не наведывались сюда давно.
На столе тосковал письменный набор из кожзама; книжная полка с пустыми папками на кольцах –
Одним словом, типичный кабинет вышедшего в тираж агента, который считал дни до пенсии.
Чтобы не блуждать в потемках, Одесса широко распахнула дверь и занялась столом, покрытым ровным, пушистым слоем серой пыли. Проверила содержимое ящиков. Ничего особенного: горсть скрепок, скотч, канцелярский нож. Именная табличка, некогда украшавшая дверь или столешницу: «Эрл Соломон».
Среди хлама обнаружился ворох квитанций на путевые расходы. Обед в Лоуренсе, штат Канзас, за 1994 год. Ужин в Саскачеване в 1988-м. Чек из магазина электроники за ремонт магнитофона, датированный две тысячи девятым годом.
Правый нижний ящик оказался заперт. Ни один ключ из связки не подходил. Окрыленная первым взломом, Одесса вставила в крохотную скважину скрепку, повертела ее, но замок не поддавался. Попытки выдернуть ящик из пазов тоже не увенчались успехом. Взгляд Одессы упал на канцелярский нож, тонкое лезвие могло поместиться в узкий зазор.
С одной стороны, не хотелось оставлять следов проникновения. А с другой… Покосившись на дверь, Одесса тыльной стороной ладони втиснула нож в разъем и резко провернула.
Раздался хруст. Готово! Хотелось бы верить, что наградой за труды будет бутылка отменного алкоголя.
В ящике лежал катушечный магнитофон. Одесса водрузила его на обитую дерматином столешницу. Громоздкая конструкция с минимумом пластмассы. На бежевом корпусе логотип фирмы «Sony», выгравированный устаревшим шрифтом, с большими промежутками между буквами, допотопный штепсель с двумя разъемами. Разработчики обещали клиентам «высокое качество воспроизведения».
Парные катушки пустовали. Одесса выудила из ящика бобины с семидюймовой пленкой и складировала их рядом с магнитофоном. Помнится, дедушка довольно ловко управлялся с таким агрегатом, и ей тоже не терпелось попробовать.
Она установила левую бобину, перемотала и, потянув ленту за край, пропустила ее через магнитную головку. Коричневая пленка с годами истерлась, приходилось действовать осторожно, чтобы не порвать. Одесса обернула ее вокруг правой бобины и зафиксировала в специальном разъеме. Перемотав пару футов вручную, она воткнула штепсель; от соприкосновения с контактами из розетки вылетела синяя искра.
Девушка включила магнитофон и нажала кнопку воспроизведения. Работает! Однако из динамиков не донеслось ни звука. Одесса подкрутила ручку регулировки, и бобины завертелись с угрожающей скоростью. Она снова переключилась на воспроизведение.
Раздался характерный стук по микрофону:
– Раз-два. Раз-два. Проверка.
Одесса убавила громкость, когда комнату наполнил баритон – чистый, но слегка потрескивающий, как бывает на старых пленках.
Заиграла записанная с радио песня без начала и конца, скрипучий голос исполнителя доносился словно издалека. В динамике загрохотало, когда микрофон поднесли к нему вплотную.
И звезды рушатся вокруг…И небо стало вместо океана…Музыка гремела подобием военного марша. Одесса вытащила телефон и открыла приложение «Шазам».