Архивы Дрездена: Поле боя. Сочельник
Шрифт:
На Ларе не было ничего, кроме черного спортивного белья. Неестественная бледность ее кожи едва не опалила мое магическое Зрение. Серебристые глаза сверкали по-кошачьи, а в руке у вампирши я заметил запасной кукри Томаса. Его Лара, несомненно, выудила из оружейного ящика в каюте. Она стрелой промчалась сквозь воду, схватила меня за лацканы плаща, а затем просунула чертовски холодную руку под мой ремень и для устойчивости уперлась ногой мне в бедро, после чего взмахнула ножом, с невообразимой силой и скоростью преодолевая сопротивление воды.
Кукри погрузился в бородавчатую
Не прошло и секунды, как давление на лодыжки ослабло, а затем кракен подтянул щупальца к телу, оставив на моих икрах с полдесятка глубоких ранок.
Крепко сжимая нож, Лара Рейт, некоронованная королева Белой Коллегии вампиров, пару секунд наблюдала за отступлением врага. Затем переместила хватку с моего ремня на подмышку, оттолкнулась от дна и потащила меня к поверхности.
Мы вырвались из воды, и я тут же набрал полную грудь драгоценного воздуха. Рукой, походившей на тонкий стальной брусок, Лара держала меня так, чтобы голова не погрузилась в воду.
– Вернись на борт, чародей, – сухо приказала она. Намокшие угольно-черные волосы прилипли к голове, уши заметно торчали, и от этого Лара почему-то выглядела лет на десять моложе. Глаза ее сияли от ярости. – Я не допущу, чтобы мой брат навеки застрял на острове из-за того, что тебе, дураку, приспичило порезвиться с кракеном!
– По-твоему, это я виноват?! – возмущенно пробулькал я, плюясь озерной водой.
Что-то внезапно кашлянуло и зашипело, и по озеру разлился яркий свет: ярдах в двадцати от нас Мёрфи зажгла светильник на баке «Жучка-плавунца» и теперь стояла, подняв его повыше и всматриваясь в воду.
– Миз Мёрфи! – резко окликнула ее Лара.
Ослепленная химическим сиянием, Мёрф повернулась в нашу сторону, хотя ее поле зрения было ограничено пределами светового круга. Светильник она зажгла, чтобы обозначить местоположение катера, – как только сообразила, что я свалился за борт.
Воду взбудоражило какое-то движение.
– Быстро на борт! – Лара развернулась, взбрыкнула ногами, которые выглядели необычайно волнующими даже в нынешней ситуации, и юркой выдрой ушла на глубину, а я кое-как погреб к «Жучку-плавунцу».
На физическую форму я не жалуюсь, но плавание – не мой конек. Вспенивая воду, я понемногу приближался к борту катера. Мёрфи бросилась навстречу и крикнула:
– Сюда!
Из-за ящика, где хранились лини и канаты, выскочила стройная, грозного вида валькирия в черном тактическом костюме и с мотком веревки в руке. У Фрейдис коротко стриженные рыжие волосы, ярко-зеленые глаза, веснушки и множество боксерских шрамов. Она стремительно размотала линь и бросила один конец в мою сторону.
Веревка упала в футе от моей головы, и я ухватился за нее. Фрейдис начала подтягивать меня к катеру с такой силой, что из-за сопротивления воды линь едва не выскальзывал у меня из рук.
– Гарри! – завопила Мёрфи, указывая мне за спину.
Я обернулся
Я стал подтягиваться по веревке, но чем больше усилий прилагали мы с Фрейдис, тем активнее противодействовало нам озеро Мичиган.
– Гарри! – снова крикнула Мёрфи и бросила мне ослепительно-яркий морской светильник, и тот закувыркался в воздухе.
Сам я ни разу не акробат, хотя на зрительно-моторную координацию не жалуюсь. Я вытянул руку, но вместо того, чтобы поймать светильник, отбил его и отчаянным жестом подхватил на излете в тот самый миг, когда щупальца снова вгрызлись в меня и утащили под воду, где магниевое пламя вспыхнуло ярче прежнего.
При горении такие фонари разогреваются аж до двух с половиной тысяч градусов по Фаренгейту. Поэтому, когда я коснулся щупальца светильником, оно отпрянуло со скоростью лопнувшей резиновой ленты, и в то же время пиджак из паучьего шелка достиг предела прочности и разошелся, как папиросная бумага, оставив меня с обнаженным торсом, беззащитным перед зубастыми присосками.
Я опустил глаза и в толще темной воды разглядел кракена. Он был громадный. В жутких глазах-зеркалах, отражавших химический свет, горела звериная самоуверенность. На секунду я завис над ним, не отводя взгляда…
…И почувствовал, как столь же мрачная и чудовищная уверенность переполняет мое сознание с таким напором, что в черепной коробке становится тесно.
То, что случилось дальше, какое-то время будет сниться мне по ночам. Глаза – это окна души. Пересекаясь с вами взглядом, чародей способен заглянуть в самые глубины вашего существа, и в ледяной воде озера Мичиган, в ослепительном кружке магниевого света, я увидел душу кракена.
Духовзгляд – дело нешуточное. Все, что видишь, впечатывается в сознание. Этот образ никогда не потускнеет, и чувство благоговения или ужаса останется с тобой навсегда. Если узришь что-то действительно скверное, как в случае с наагло… – в общем, что-то действительно скверное, – с головой могут произойти самые жуткие вещи.
Толком не знаю, что я увидел в тот момент. Какой-то размытый поток странных нечеловеческих образов, почему-то вызывающих тошноту. Я чувствовал, как в воде плавают мои раскинутые щупальца. Чувствовал, как подобные мне существа извиваются в непристойных объятиях на дне океана, среди разрушенных колонн и древних статуй с изображением тварей, неким образом выходящих за пределы трех измерений. Эти ощущения заполонили мой разум, и они настолько отличались от всего известного людям, что охарактеризовать их можно лишь понятием «абсолютная боль».
Я услышал собственный вопль и почувствовал, как лицо щекочут пузырьки воздуха.
Но есть нюанс.
Когда в душу вам смотрит чародей, вы тоже заглядываете ему в душу. Видите его так же, как он видит вас. Перед духовзглядом расступается плутовская вуаль физического образа, и мир предстает таким, каков он есть на самом деле. Кракен уставился на меня, и по его телу шли мерцающие световые кольца, бородавчатая шкура съеживалась и покрывалась шипами, а щупальца свивались в тугие клубки.