Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Мы стояли на подобии балкона, нависавшего над танцевальной площадкой. Бас ухал с такой силой, что я ощущал его вибрацию желудком. Огни синхронно вспыхивали и гасли. Пространство под нами заполняла толпа потных людей, одежда которых варьировала от накидки с капюшоном до нескольких полосок изоленты на одной из девиц. Рядом с танцами располагался бар, а дальше все пространство до дальней стены занимали столики. Футах в восьми над танцплощадкой висело несколько клеток, внутри которых извивались в танце молодые мужчины и женщины в вызывающей одежде.
Лестницы и галереи вели на дюжину выступавших из стен площадок, на которых разместились посетители побогаче; оттуда они могли наблюдать происходящее внизу, сохраняя при этом некоторое подобие приватности. Вместо столов и стульев на большинстве таких площадок стояли диваны и кушетки. Имелись на них и более экзотические предметы меблировки. На одной, например, возвышалась здоровенная Х-образная крестовина, к которой был привязан лицом к деревяшке молодой мужчина с длинными, спадавшими на обнаженную спину волосами. На другой площадке торчал из пола блестящий латунный шест, у которого извивались две девушки, а вокруг разлеглись на диванах зрители обоего пола.
Повсюду, куда ни посмотри, люди занимались тем, за что в любом другом месте их немедленно арестовали бы. На некоторых выступавших из стены площадках имела место оживленная сексуальная активность, количество участников которой варьировало от двух до девятнадцати. Не сходя с места, я мог насчитать не меньше трех столиков, на которых белели выложенные для втягивания дорожки белого порошка. На стенах над мусорными корзинками висели полки со шприцами, каждая с ярким символом биологической угрозы. Кого-то хлестали кнутами и плетями. Кого-то связывали разнообразными путами, использовались и более прозаические наручники. Каждое второе обнаженное тело щеголяло пирсингом или татуировками. Сквозь грохот музыки пробивались время от времени крики и визг, полные боли, экстаза, радости, страха или всего вместе взятого.
Время от времени огни вырубались, оставляя только вспышки стробоскопов, высвечивавших стоп-кадры этого сибаритского пиршества.
Музыка, освещение, пот, дым, алкоголь, наркотики — все это бурлило в котле безумной, ненасытной страсти.
Потому это место и назвали «Зеро», сообразил я. Нулевые ограничения. Нулевые приличия. Место идеального, сосредоточенного забытья, полное привлекательного и отвратительного, тошнотворного, всепоглощающего Голода.
Нулевое насыщение.
Меня пробрала невольная дрожь. Таким бы стал мир, созданный Белой Коллегией. Таким бы они его сделали, будь у них возможность. Планета Зеро.
Я покосился на Томаса. Тот шарил взглядом по помещению. Глаза его сменили оттенок: из обычных серых они сделались светлыми, серебристыми с металлическим блеском. Взгляд его задержался на паре проходивших мимо нас молодых женщин в черных кружевах под длинными кожаными накидками; они крепко держали друг дружку за руки, сплетясь пальцами. Обе разом повернулись к нему, словно услышали, как он зовет их. Шаги их замедлились.
Томас отвел глаза и снова неестественно застыл. Женщины озадаченно заморгали, словно стряхивая наваждение.
— Эй! — попытался я перекричать музыку. — Ты себя нормально чувствуешь?
Он кивнул и мотнул подбородком в сторону расположенной выше других площадки в дальнем конце зала.
— Нам туда.
Я кивнул в ответ, и Томас повел меня туда. Мы пробирались по лабиринту лестниц и переходов. Похоже, их намеренно сделали узкими, чтобы два человека никак не могли разойтись, не коснувшись друг друга. Я обнаружил это, когда мы с Томасом расходились с девицей в кожаных шортиках и бюстье — оба этих предмета туалета с большим усилием обтягивали рельефные формы, казавшиеся еще соблазнительнее в ритмично пульсировавшем красном освещении. Томас скользнул мимо нее, взгляд ее уперся ему в грудь, и какое-то мгновение казалось, что она готова впиться в него зубами.
Он не обратил на нее внимания, но потом настала моя очередь — а места я занимаю больше, чем Томас. Я почувствовал, как ее бедро скользит по моему, а потом и грудь прижалась к моему телу где-то в районе солнечного сплетения. Губы ее приоткрылись, глаза неестественно сияли. Рука коснулась моего бедра — вроде бы случайно. И все мое тело вдруг потребовало, чтобы я задержался и посмотрел, что из этого выйдет.
Нельзя доверять своему телу, когда оно советует тебе что-нибудь вроде этого. Оно отмахивается от таких вещей, как твои настоящие привязанности, или нежелательная беременность, или передача заболеваний половым путем. Оно просто хочет. Я изо всех сил старался не обращать на него внимания, — однако переходы кишмя кишели людьми, значительную часть которых составляли потрясающе красивые женщины. Похоже, другие в «Зеро» не ходят. И конечно, большинство их с удовольствием делало все, чтобы удостовериться в том, что я это вижу и понимаю.
Надо сказать, то же делали и некоторые мужчины, но с этим я еще как-то справлялся.
Ситуация осложнялась еще и тем, что мы то и дело проходили мимо такого, чего мне не приходилось видеть еще ни разу в жизни. Даже в кино. Одна девица, например, с помощью языка и кубика льда…
Послушайте, просто поверьте мне на слово: это чертовски отвлекало.
Когда мы подошли наконец к лестнице, ведущей на верхнюю площадку, Томас ускорил шаг. Лестницу он одолел, перепрыгивая через три ступеньки. Я старался не отставать от него, поминутно оглядываясь в поисках потенциального неприятеля. Это имело побочные эффекты, поскольку мне приходилось глазеть на такое количество привлекательных девушек, какого я еще не видел — по крайней мере сразу. Впрочем, я и глазел вполне профессионально. Кто-то из них вполне мог скрывать…
Ну, кое-что из того, что они скрывали, я видел, и это повергало меня в шок.
Я одолел последние ступени как раз вовремя, чтобы увидеть, как Томас бросается в объятия дамы.
Жюстина даже для женщины не особенно высока — по крайней мере не была высока до тех по, пока не надела туфли на пятидюймовых шпильках. Внешне она мало изменилась со времени нашей последней встречи: красивое, но не кукольное, вполне человеческое такое лицо с улыбкой, от которой тает сердце. Волосы ее довольно давно уже сделались серебристо-белыми, и она собрала их в тугой пучок на затылке, заколов китайскими палочками для риса.
Но, конечно, в нашу прошлую встречу она не была одета в костюм женщины-кошки из белого латекса — вплоть до белых же перчаток. Он подчеркивал ее формы, причем более чем успешно.
Томас упал на колени и охватил руками ее талию, крепко прижимая к себе. Она обняла его затянутыми в перчатки руками за шею. Оба застыли на мгновение, зажмурившись, не видя и не слыша ничего.
Это здорово отличалось от происходившего вокруг.
Я отвернулся от них, облокотился на перила и принялся смотреть на происходившее внизу в попытке подарить брату и его любимой хоть минуту наедине. Жюстина не случайно облачилась в скрывающий почти все ее тело костюм. Дело в том, что прикосновение настоящей, искренней, беззаветной любви — проклятие для вампира Белой Коллегии. Томас рассказывал мне о вампирах, получивших ожоги, дотронувшись до обручальных колец или просто цветка. И опаснее всего для них прикосновение того, кто любит и любим.