Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Темная фигура ступила за один из упавших камней, а вышла уже из-за другого, с противоположной стороны круга.
— Да, — произнес ледяной голос, исходивший из губ Леанансидхе. — С этим вполне можно работать.
Я поежился. Ну, вообще-то здесь стоял холод, а я сидел на столе нагишом. Я перевел взгляд с темной фигуры на мою крестную и обратно.
— Вам все еще нужен переводчик? — поинтересовался я.
— Ради твоего же блага, — произнес ледяной голос. Темная фигура зашла за следующий менгир и появилась на макушке другого. Перемещалась она по часовой стрелке.
Мэб замыкала меня в круг.
— К-какого черта? — не понял я.
С губ Леанансидхе сорвался холодный смешок.
— Боюсь, чародей мой, беседа эта быстро сделается затруднительной, если ты будешь то и дело падать на колени, визжа от боли и пытаясь остановить кровь из ушей.
— Угу… Но почему? — спросил я. — Почему ваш голос должен причинить мне боль?
— Потому что она во гневе, — отвечала Леанансидхе своим обычным голосом. — Потому что ее голос — часть ее силы, а гнев ее слишком велик, чтобы она пыталась себя сдерживать.
Я поежился. Пару лет назад Мэб бросила мне пару слов, и реакция моя была в точности такой, как описала моя крестная. Такая неосторожность могла бы стоить мне нескольких драгоценных минут.
— Гнев? — переспросил я. — Что ее прогневило?
Темная фигура издала раздраженное шипение — звук, от которого я съежился как от удара хлыста. Моя крестная поспешно отпрянула в сторону, потом выпрямилась, и я увидел на ее шее набухающий кровью порез.
Моя крестная склонила голову перед Мэб, и из губ ее снова послышался ледяной голос.
— Не моей фрейлине высказывать свои суждения обо мне или говорить от моего имени по своему разумению.
Леа снова склонила голову перед Мэб; на лице ее не промелькнуло ни злости, ни боли. Мэб снова переместилась от камня к камню, не пересекая круга. Она проделывала это не в первый раз; мне полагалось бы уже привыкнуть. Но как-то не получалось. С каждым ее перемещением в голову лезли мысли о том, с какой легкостью она может оказаться у меня за спиной и сотворить со мной все, что захочет, — а я ничегошеньки не сумею этому противопоставить.
— Существуют древние обязательства, которые должно уважать. — Голос Мэб звучал сухо, я бы даже сказал, официально. — Слова, которые должно произнести. Ритуалы, которые должно соблюсти. Излагай свое желание, смертный.
Вот теперь меня уже и впрямь трясло от холода. Я зябко охватил себя руками и сжался в комок. Помогало плохо.
— Силы, — произнес я.
Темная фигура застыла на месте и обратила свой взгляд на меня. Пылающие зеленые глаза чуть повернулись, словно Мэб склонила голову набок.
— Объясни зачем.
Я изо всех сил старался не лязгать зубами.
— Мое тело серьезно искалечено, а мне нужно биться с Красной Коллегией.
— Ты это проделывал уже, и не раз.
— На сей раз мне предстоит биться с ними со всеми, — сказал я. — С Красным Королем и его ближайшим окружением.
Глаза разгорелись еще ярче.
— Объясни зачем.
Я судорожно сглотнул.
— Они похитили мою дочь.
Темная фигура повела плечами, и ее бестелесный голос вздохнул — как мне показалось, от удовольствия.
— Аххх… Да. Не ради своей жизни. Ради твоего ребенка. Ради любви.
Я резко кивнул.
— Столько всего жуткого делается во имя любви, — продолжал голос Мэб. — Ради любви мужчины готовы других в клочья порвать, особенно соперников. Ради любви даже мирный человек идет на войну. Ради любви человек готов расстаться даже с собственной жизнью, и делает это с радостью. — Теперь она шла нормально, по земле, но даже это получалось у нее с какой-то нечеловеческой легкостью, заставлявшей усомниться в том, что под плащом вообще кто-то есть. — Тебе известна моя цена, смертный. Огласи ее.
— Вы хотите, чтобы я стал Зимним Рыцарем, — прошептал я.
В ответе ее явственно слышался смех, одновременно и веселый, и ледяной.
— Да.
— Я согласен, — сказал я. — Но с условиями.
— Назови их.
— Прежде чем я начну служить вам, вы восстановите мое физическое здоровье. Затем дадите мне время, достаточное для того, чтобы спасти мою дочь и доставить ее в безопасное место. И еще вы дадите мне слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах не заставите меня поднять руку на тех, кто мне дорог.
Фигура двинулась дальше, бесшумно обходя меня по кругу. Температура, казалось, опустилась еще на несколько градусов.
— Ты просишь меня рискнуть моим Рыцарем в почти безнадежном деле, не дающем ничего ни мне, ни моему народу. С чего мне соглашаться?
Мгновение я смотрел на нее в упор. Потом пожал плечами.
— Не хотите вести дела на этих условиях — поищу кого-нибудь еще. Ну, например, вернуть монету Ласкиэли мне проще простого, и уж Никодимус со товарищи будут более чем счастливы мне помочь. А еще я едва ли не единственный из смертных, кому известно, как вызвать Темносияние Кеммлера. Так что если Никки и его монетоголовые не захотят играть, я уж как-нибудь раздобуду себе сил… Вот только в следующий раз, когда я вас позову, не уверен, что буду вести себя столь же вежливо.
Мэб издала губами моей крестной не самый приятный для слуха смешок.
— Да у тебя просто бездна выбора, мой чародей. Позволь спросить, по какому принципу ты предпочел меня остальным?
Я поморщился.
— Не сочтите за оскорбление, пожалуйста. Просто из всех возможностей ваша — наименее порочна.
Ледяной голос не выдал ровным счетом никакой реакции.
— Объясни.
— За несколько лет с динарианцами я отращу козлиную бородку и начну блеять, если, конечно, не превращусь прежде в какую-нибудь кровожадную тварь. А если я захочу использовать Темносияние, мне придется угробить массу людей. — Я откашлялся. — Но я это сделаю. Если у меня не останется другого выбора, чтобы спасти дочку, я и это сделаю.