Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Если боишься за свою шкуру, беги, догоняй Сьюзен. Разделимся. Может, кто-то и прорвется.
— Да пошел ты, Гарри Дрезден, — рассвирепела она.
«Хорошенькая получится эпитафия», — подумал я, не желая тратить попусту дыхание на глупую перебранку.
Глава 33
Короткими перебежками я ввинтился в заросли и чуть не споткнулся о тело Харриса. Пули размозжили ему лицо. В мертвой руке — револьвер. «Значит, Кэррин подобрала оружие Уилсона», — машинально отметил я. Уилсон лежал неподалеку. Мертвый. Мертвее не бывает. На груди запеклась толстая корка. Поодаль — полуобнаженная
Я содрогнулся и затрусил мимо трупов. Ночь сегодня тихая. Лишь ветер да скрип канатов, которые удерживают меж елей охотничий насест. Марконе висит в той же позе, спеленатый, как младенец. Для человека, не привыкшего к ежедневным самоистязаниям, положение не самое завидное. Я не видел выражение его лица, но почти физически чувствовал, как он мучается. Когда порыв ветра плавно раскачал «тючок» и Марконе повернулся ко мне, я поднял руку — он кивнул в ответ. Я указал на свои глаза, потом на темнеющий лес, пытаясь жестами выяснить, знает ли он, где засел Луп-Гару. Марконе покачал головой. Плохо.
Я двинулся вдоль деревьев, держась по краю западни и внимательно рассматривая веревку, на которой его подвесили. До боли в глазах вглядываясь в темноту, я проследил путь каната, прикинул расстояние и полез на дерево. Может, найдется способ спустить Марконе?
Может, и я сумею выбраться из передряги? А что?! Спасем с Мёрфи гангстера, догоним Сьюзен, ребятишек и навсегда забудем об этой истории.
Ага. Забудем. Вот прямо сейчас и начнем забывать. Выкинем из головы глупые фантазии. Ну, выберусь я цел и невредим, а как жить дальше? Как ужиться с мыслью, что Луп-Гару резвится на воле и убивает, убивает, убивает?… Оборотня надо остановить.
К тому же я сыт по горло угрызениями совести.
Узел-то завязывали второпях, ослабить его — раз плюнуть. Я принялся распутывать, а сам то и дело озирался по сторонам, прислушивался, присматривался в надежде засечь оборотня. Не мог же он махнуть на нас лапой? Или все-таки махнул?
Я спустился, используя веревку словно противовес, и теперь аккуратно, чтобы не перетрудить раненое плечо, опускал Марконе. План такой: вытягиваю веревку, раскачиваю «груз», ловлю, удерживаю — и вуаля, бандит на свободе… Была бы здесь Мёрфи, мы бы в два счета управились, но Кэррин куда-то запропастилась.
Меня обожгла ужасная догадка. Неужели Мёрфи, пока я тут вожусь, схлестнулась с Луп-Гару? Тот ее тихомолком прикончил и подбирается к нам?
Я закрепил веревку и пошел к западне. Марконе уже не висел тряпичной куклой. Он раскачивался взад и вперед, чтобы скорее перепрыгнуть. Я припал к земле у края западни, приготовившись, если что, удержать его и не упасть самому.
Внезапно, на одном из подлетов, Марконе зашипел:
— Дрезден! Яма!
Я глянул вниз. В чернильной темноте сверкали зрачки. Я не успел испугаться. Луп-Гару просто не дал на это времени. С оглушительным ревом он рванул наверх, всаживая когти в стену и подтягиваясь, как заправский альпинист. Я отшатнулся. Вскинул руку и завизжал:
— Fuego!
Безрезультатно. Легкое облачко пара, словно я дохнул в морозильнике, да приступ слепящей боли в висках. Луп-Гару выбросил вперед лапу. Я плюхнулся на землю, увернувшись от страшного удара. Когтистая лапа рассекла воздух и пригвоздила к земле полу моего новенького плаща.
Я привязался к этому плащу, но не до такой же степени. Недолго думая я оставил подарок Сьюзен на растерзание Луп-Гару, получив тем самым крошечную фору. Пока он кромсал плащ и выбирался из ловушки, я уже мчался прочь. Счет шел на доли секунды. Мгновением позже оборотень понял свою ошибку. Он взвыл от разочарования, засек меня и бросился следом.
Всё. Я пропал. Детишек вызволил, Сьюзен уберег, с Дентоном и его приятелями расправился. За битую посуду платить тоже мне. Я пронесся сквозь елки и вылетел на лужайку. Жаль плащик. Хороший был, теплый. Бег не согревает, он намертво «сажает» дыхание. Да и раненое плечо разболелось несусветно. Про ступню вообще молчу. Скажу лишь, что бежать я больше не мог. Чисто физически. Ноги сами замедлили шаг. Плевать им на окрики мозга. Устоять бы… Я заплакал от обиды.
Сколько веревочке не виться, а концу быть. Трепыхайся не трепыхайся — масло сбивается только в сказках. Я повернулся к ельнику, чтобы видеть оборотня. Если мне суждено умереть, я хочу встретить свою гибель с высоко поднятой головой. Позволю себе напоследок немножко достоинства.
В чаще загорелись две алые точки. Готовый к любым неожиданностям оборотень шел не спеша, приникнув к земле и явно осторожничая. Помнит, что не раз обжигался со мной. Судя по всему, теперь он собрался действовать наверняка, не желая вновь упустить прыткую жертву.
Я глубоко вздохнул и приосанился. Поднял подбородок. Умру, как и положено настоящему чародею, с гордо поднятой головой. Смело загляну на ту сторону. В моем резерве еще право на предсмертное проклятие. Мощная штуковина, знаете ли. Надеюсь, минутка на тронную речь найдется. Может, я сумею обратить проклятие Макфинна и таким образом избавлю парня от жутких превращений, на которые его якобы обрек святой Патрик? Или лучше отправить в тартарары преступную империю Марконе?
Размышляя над нелегким выбором, я вытащил из-за пазухи серебряную пентаграмму, доставшуюся от матери, и задумчиво теребил ее пальцами.
Постойте-ка…
Серебряный талисман?!
Перешедший по наследству?!
Фамильное серебро?!!
Я даже вспотел. Тонущий человек хватается за соломинку, а эта идея лучше соломинки. Только бы снова не облажаться. Только бы сработало, пока не поздно.
Я снял с шеи талисман, порвав второпях цепочку, зажал сломанные звенья в кулаке и принялся раскручивать над головой. Здоровой рукой, разумеется. Когда в ночном воздухе возникло тоненькое сияющее кольцо, я вложил в него чуточку Силы. В висках застучало, но Круг замкнулся.
Я измотан и ранен. Я чувствую, что предал сам себя, поддавшись Тьме, которой прежде сопротивлялся с таким упорством. Я говорю о поясе, о зачарованном Черной магией куске волчьей шкуры. Пустив в ход пояс, я не просто ошибся; я позволил воплотиться чистому Злу. Сила подобной мощи, причем Сила практически неуправляемая, подкрепленная абсолютным равнодушием к кому-либо, кроме себя, любимого, и есть истинное Зло. Свершившись, оно полностью меня опустошило. Выжгло изнутри.