Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, опустив на мгновение руки и выкладывая на стол какие-то инструменты.
— Как будто какой-то сверхсилач швырнул меня об стену.
Она негромко усмехнулась.
— А точнее? Вам больно? Голова кружится? Тошнит?
— Да, нет, и да, немного.
— Вы ударились головой?
— Угу, — я почувствовал, как она протирает мне лоб холодной салфеткой, счищая с него кровь и слизь. Спасибо дождю, их осталось не так и много.
— М-мм… Так… Да, есть немного крови. Вы уверены, что это ваша?
Я открыл глаза и удивленно уставился на нее.
— Моя? А чья же еще?
Тетка заломила бровь, и темные глаза ее подозрительно блеснули из-под очков.
— Скажите-ка, мистер… — она покосилась на карту, — Дрезден, — она нахмурилась и пристально уставилась на меня. — Гарри Дрезден? Чародей?
Я зажмурился. При том, что в «Желтых Страницах» я единственный чародей, меня никак нельзя назвать знаменитым. А если и можно, так только печально знаменитым. Так и так, мое имя мало что говорит обычному человеку.
— Ага. Это я.
Она нахмурилась сильнее.
— Ясно. Я слышала о вас.
— Чего-нибудь хорошее?
— Ну, не совсем, — она перекрестилась. — У вас на голове нет порезов или ссадин. Я не люблю шуток, мистер Дрезден. Там ждут люди, которым нужна моя помощь.
Я против воли разинул рот.
— Нет ссадин? — я же отчетливо помнил, какая здоровенная дырища была у меня в башке, и кровь из нее заливала мне глаза и попадала в рот. Я до сих пор ощущал ее вкус. Она, эта дырка, никуда не могла деться. А если делась, то куда?
Я прикинул возможный ответ и поежился. Крестная…
— Ни одной, — подтвердила она. — Разве что несколько старых, несколько месяцев как заживших.
— Это невозможно, — сказал я скорее себе, чем ей. — Этого просто не может быть.
Она посветила мне сначала в один глаз, потом в другой. Я вздрогнул. Она взглянула мне в глаза (чисто профессионально, отстраненно — о заглядывании в душу здесь речи не шло) и покачала головой.
— У вас такое же сотрясение, как из меня Вайнона Райдер. Вставайте с этой кушетки и убирайтесь из моего кабинета. И не забудьте по дороге к выходу оплатить осмотр, — она сунула мне в руку влажную салфетку. — Смыть весь этот маскарад можете сами, мистер Дрезден. У меня и без вас полно работы.
— Но…
— И не обращайтесь в травмопункт без реальной на то необходимости.
— Но я не…
Д-р Симмонс не стала дослушивать меня до конца. Она повернулась и направилась к следующему пациенту — маленькой девочке со сломанной рукой.
Я встал и, прихрамывая, добрел до туалета. Все мое лицо было покрыто разводами запекшейся крови. В основном она задержалась в складках и морщинах, отчего лицо мое казалось старше, этакой маской из крови. На лбу, примерно на дюйм ниже корней волос, прочертила кожу бледно-розовая черта. Кожа на ней казалась совсем нежной, и когда я случайно коснулся ее салфеткой, боль была такая, что я с трудом удержался от крика. И все-таки рана затянулась. Зажила.
Магия. Штучки моей крестной. Тот ее поцелуй в лоб заживил мою рану.
Если вы считаете, что мне полагалось бы радоваться такому исцелению, значит, вы плохо представляете себе все связанные с этим осложнения. Производить магические манипуляции непосредственно с человеческим телом сложно. Чертовски сложно. Повелевать энергией, как, скажем, делал я с помощью своего талисмана, или элементарными стихиями вроде огня или ветра — сущая ерунда по сравнению с тем, что требуется, чтобы хотя бы поменять кому-то цвет волос — тем более, чтобы заставить клетки по обе стороны травмы срастись.
Исцеление было мне предупреждением. Моя крестная обладала теперь властью надо мной не только в Небывальщине, но и на земле. Я заключил договор с феей и нарушил его. Это и дало ей такую власть, и она как бы ненароком продемонстрировала ее мне, наложив на меня сложное исцеляющее заклятие так, что я этого и не заметил.
Это пугало меня больше всего. Собственно, я и так знал, что Леа куда как круче меня — а что еще ожидать от создания, обладающего тысячелетними знаниями и опытом, рожденного, чтобы заниматься волшебством, как я был рожден, чтобы дышать. И все же, пока я оставался в реальном мире, у нее не имелось передо мной преимуществ. Наш мир был для нее заграницей — точно такой же, какой был ее мир для меня.
Был. Вот именно, что был.
Блин-тарарам.
Я сдался и не пытался удержать дрожь в пальцах, вытирая лицо. Черт, у меня имелись все основания бояться. Ну и еще, я промок под дождем до нитки и промерз до костей. Я смыл кровь и встал под электрофен. Мне пришлось с десяток раз шлепнуть по кнопке, пока тот заработал.
Я как раз повернул сопло вверх, на лицо, когда в туалет вошел Столлингз, а по пятам за ним — Рудольф. Вид у Столлингза был такой, словно он не спал со времени нашей последней встречи. Одежда измялась еще сильнее, седеющая шевелюра сделалась еще седее, а усы окраской почти сравнялись с синяками под глазами. Не глядя на меня, он подошел к раковине и плеснул на лицо холодной воды.
— Дрезден, — сказал он. — До нас дошел слух, что ты в больнице.
— Привет, Джон. Как там Мёрфи?
— Спит. Мы только недавно привезли ее сюда.
Я удивленно уставился на него.
— Бог мой. Что, уже утро?
— Солнце взошло минут двадцать назад, — он подошел к соседнему фену, и тот заработал с первого нажатия кнопки. — Она не просыпалась. Врачи спорят, в коме она или напичкана лекарствами.
— Вы объяснили им, что случилось?
Он хмыкнул.
— Ага. Я сказал им только, что чародей наложил на нее заклятие и погрузил в сон, — он покосился на меня. — Да, кстати, а когда она проснется?
Я покачал головой.
— Мое заклятие не продержится долго. Максимум пару дней. С каждым восходом солнца оно будет терять силу.
— А что случится потом?
— Она начнет визжать. Если только мне не удастся отыскать ту тварь, что напала на нее, и вычислить, как бороться с тем, что та успела сделать.
— Вот, значит, для чего тебе тетрадь Кравоса, — сказал Столлингз.
Я кивнул.
Он сунул руку в карман и достал оттуда тетрадь — небольшой пухлый блокнот, переплетенный в темную кожу. Блокнот был запаян в пластиковый пакет для вещественных доказательств. Я потянулся за ним, но Столлингз отвел руку.