АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914
Шрифт:
Младшие сыновья и внуки нетитулованных джентри шли путями, которые во многом совпадали с теми, какие избирали для себя отпрыски пэров и баронетов. Тем не менее среди джентри, родившихся между 1750 и 1800 годами, 48 процентов решило посвятить свою жизнь церкви, и лишь 28 процентов — армии. К тому времени, как свой путь определили поколения, родившиеся между 1800 и 1850 годами, ситуация в корне изменилась: 29 процентов представителей этих поколений избрали церковь, а 47 процентов предпочли армию или флот. 11, 5 процентов представителей этих поколений джентри стали юристами, и, в противоположность прусским или российским дворянам, ни один не поступил на гражданскую службу [321] .
321
Thompson F. M. L.Aristocrasy, Gentry… Op. cit. P. 34.
Таблица 9.1 [ Таблица 9.1 ] предоставляет данные на 1883 г. о семнадцати богатейших семьях, позволяющие сделать вывод относительно служебных занятий, предпочитаемых английской аристократической элитой. Данные эти свидетельствуют о том, какие карьеры в девятнадцатом веке избрали младшие сыновья этих семейств. Хотя выборка в 109 человек — это относительно немного, но речь идет о представителях одного сплоченного круга, и результаты сопоставления различных поколений достаточно впечатляющи. В каждом поколении наиболее часто избираемым поприщем являются вооруженные силы, а среди прочих сфер деятельности можно назвать лишь
322
Эти статистические данные взяты из работы Burke J. В. A Genealogical and Heraldic Dictionary of the Peerage and Baronetage of the British Empire. London, 1815–1914, использовались издания 1830, 1840, 1850, 1860, 1870, 1880, 1890 и 1900 годов. Имена 17 пэров пречислены в кн. Beckett J. V. The Arictocracy in England 1660–1914. Oxford, 1986. P. 292. Эта таблица включает младших братьев глав данных семей в период с 1815 по 1883 год. Если крупный землевладелец делал карьеру, обычно это случалось в том случае, когда по рождению он не являлся прямым наследником, но наследовал своему бездетному брату или кузену. Пятый герцог Нортумберлендский, например, имел чин вице-адмирала, однако титул перешел к нему в 1847 г. только потому, что его брат умер, не оставив наследников.
К представленным в Таблицах 9.2 и 9.3 ([ Таблица 9.2 ], [ Таблица 9.3 ]) данным относительно путей карьеры, избиравшихся представителями российской аристократии и рядового дворянства, необходимо относиться с некоторой долей скептицизма. Нельзя утверждать с уверенностью, что Н. И. Иконников, на чьих трудах по генеалогии основаны данные таблицы, не пропустил отдельных представителей дворянства или не обошел вниманием карьеры тех, область деятельности которых вообще не назвал. О поколениях, живших до 1861 года, он предоставляет более полную информацию, чем о тех, чей жизненный путь совпал с десятилетиями, непосредственно предшествовавшими революции. Таблицы 9.2 и 9.3 ни в коем случае нельзя рассматривать, как доказательство вырождения русского дворянства. В Таблице 9.2 собраны данные относительно деятельности шестнадцати крупнейших российских землевладельцев, перечисленных в Таблице 2.7. В расчет берутся не только занятия глав семейств, но и всех их родственников по мужской линии — братьев, дядей, племянников — родившихся после 1760 года. В Таблице 9.3 представлены данные относительно занятий представителей мужской линии восемнадцати наиболее выдающихся, но нетитулованных семей, ведущих свои родословные от старомосковского дворянства; все данные касаются лишь тех, кто родился между 1775 и 1874 годами.
Из этих двух таблиц можно сделать заключение, что на протяжении девятнадцатого века военная служба утрачивала популярность среди русской аристократии и рядового дворянства. Примерно 70 процентов представителей высшей знати, рожденных до 1825 г., избрали для себя военную карьеру, меж тем как среди представителей следующего поколения их примеру последовало всего 56,6 процента. Более того, именно самые молодые представители последнего поколения испытывали наименьшую склонность к военной службе. Среди рядового дворянства количество офицеров уменьшалось еще заметнее: в поколении родившихся между 1775 и 1799 гг. военную карьеру избрали 65 процентов, в следующем поколении уже 55 процентов, а из тех, кто родился после 1825 г. — всего 30 процентов. При всех допускаемых Иконниковым неточностях, отчетливая выраженность этой тенденции, наблюдаемой в обеих таблицах, позволяет предположить, что данные отражают реальную перемену, произошедшую в карьерных приоритетах. Среди рядового дворянства, уменьшению популярности военной службы сопутствовала неуклонно растущая популярность службы гражданской. Скорее всего, это также соответствует реальности, так как в России, как и в Венгрии, сыновья крупных помещиков, материальное положение которых ухудшилось в результате отмены крепостного права и упадка сельского хозяйства, вступали в быстро растущие ряды гражданских чиновников. При этом с точностью определить, кто является, а кто не является государственным служащим в императорской России, дело весьма мудреное; кроме того, Иконников, вероятно, охотно упоминает гражданские чины и должности, обходя при этом молчанием бытовавшие среди дворян занятия свободными профессиями или коммерцией. Но даже при этом среди членов семьи Арсеньевых, родившихся после 1850 г., можно, например, встретить тех, кто служил землемерами, докторами или страховыми агентами; предки их с презрением отвергли бы подобные занятия. Скорее всего, в аристократической среде примеры такой деятельности не встречались. Гражданская служба отнюдь не пользовалась у аристократов такой популярностью, как у нетитулованных дворян. Должности при дворе, как правило, хотя и не всегда, приносившие лишь почет, но не деньги, дипломатическая служба и членство в Государственном Совете, высшем органе законодательной власти империи, — все эти сферы, в отличие от обычных гражданских служб, являлись для аристократии излюбленным поприщем [323] .
323
Источником этих двух таблиц является кн. Ikonnikov N. /. La Noblesse de Russia, 2-е издание, тома A-l-Z-2. Paris, 1958–1966. Здесь представлены данные о таких аристократических семьях, как Белосельские-Белозерские, Воронцовы-Дашковы, Строгановы, Демидовы, Шуваловы, Голицыны, Шереметевы, Балашовы, Гагарины, Меллер-Закомельские, Орловы-Денисовы, Нарышкины, Кочубеи, Бобринские. К дворянству относятся такие семьи, как Пушкины, Хвостовы, Новосильцевы, Вельяминовы-Зерновы, Мусины-Пушкины, Неплюевы, Плещеевы, Сабуровы, Салтыковы, Самарины, Квашнины-Самарины, арсеньевы, Жеребцовы, Воронцовы-Вельяминовы, Коновницыны, Каменские и Колычевы.
Ни один здравомыслящий исследователь не станет отрицать существование аристократии в России или Англии девятнадцатого века. В Пруссии, несомненно, была своя знать, а также рядовое дворянство, однако по отношению к этой стране мы не можем говорить о национальной аристократической элите в том смысле, который привычен для России или Англии. Разумеется, в девятнадцатом веке Пруссия могла блеснуть значительным числом крупных аристократических семей. Они включали в себя Standesherren, после 1800 г. ставших подданными королевства, и силезских магнатов. Лишь немногие аристократические семьи из Восточной Пруссии: Дона, Денхофы, Эйленберги и Лендорфы — с полным правом могли считаться аристократами, также, как и Путбусы из Померании. Что же касается прочих знатных семей Померании и Бранденбурга — Арнимов, Шуленбергов, Шверинов и еще нескольких — то вопрос о том, относятся ли они к истинной аристократии, оставался спорным. Наиболее знатные семьи Пруссии явно не стремились создать единую аристократаческую элиту. Даже если не говорить о католиках, Standesherren протестантского вероисповедания отнюдь не считали, что силезские магнаты, и тем более Эйленберги или Арнимы, являются им ровней. В любом случае, к тому времени, когда прусская аристократия стала
Именно по этой причине карьеры Standesherren и прочих прусских аристократов в данной книге будут рассмотрены по отдельности. Как и можно было предположить, именно Standesherren, особенно дорожившие своим статусом, выбирали наиболее надежные карьеры. В подавляющем большинстве случаев аристократы протестантского вероисповедания, в том числе и главы семейств, служили в прусской армии. Также поступали и немногочисленные католики, в особенности после 1871 г., хотя они намного чаще предпочитали армии таких государств, как Австрия, Бавария или даже Вюртемберг. Помимо армии и передававшегося по наследству членства в одной (или более) из верхних палат Германии, единственным поприщем, приемлемым для Standesherren и их собратьев, была дипломатия. Браки, заключаемые Standesherren, также отличались большей предсказуемостью и традиционностью, чем браки других европейских аристократов, в том числе и представителей тех выдающихся немецких семейств, которые нельзя было безоговорочно отнести к «высшей знати». Тщетно было бы искать в среде Standsherren примеры неожиданных брачных союзов, подобных тем, какие заключил Хатцфельд, женившийся на японке, или же Гвидо Хенкель фон Доннерсмарк, аристократ и крупнейший промышленник Пруссии, женившийся на женщине, которая успела дважды побывать замужем — за итальянцем и за русским — и дважды получила развод [324] .
324
Источником этого параграфа является aimanach de Gotha (Gotha, 1816–1914).
В таблице 9.4 [ Таблица 9.4 ] представлено семь аристократических семей из Восточной Пруссии, Бранденбурга и Померании, а именно графы Дона, Денхоф, Клейст, Шуленберг, Финк фон Финкенштейн, Арним и Лендорф. В каждом поколении представителей этих семей, родившихся между 1775 и 1875 годами, примерно половина избрала для себя поприще армейского офицера. К ним не относятся те, кто просто выполнял определенные поручения в Ландвере или служил в запасе. Лишь среди представителей семьи Дона в последнем поколении энтузиазм по части военной карьеры явно пошел на убыль. Те же, кто не стал профессиональным военным, зачастую являлись главами семей и управляли крупными поместьями, но при этом некоторые из Fideikomissherren постоянно выполняли различные служебные поручения. Помимо армии, наиболее распространенной сферой деятельности был Ландрат, хотя многие члены семейств Денхоф, Лендорф и в особенности Дона занимали высокие должности при дворе. Учитывая положение этих семейств в Пруссии, не удивительно, что лишь немногие их представители избрали для себя дипломатическую карьеру [325] .
325
Источником этого параграфа и Таблицы 9.4 являются различные издания Gothaisches genealogisches Taschenbuch der graflichen Ha"user (Gotha, 1930–1939), данные о Донах взяты из Genealogishes Handbuch der graflichen Ha"user (Marburg, 1981).
[ Таблица 9.5 ]
В противоположность прусской аристократии, среди последней группы представителей нетитулованного дворянства популярность военной карьеры, судя по всему, значительно снизилась. При том, что 45,4 процента представителей этого поколения решили надеть военный мундир — а по современным стандартам это весьма значительный показатель, нельзя сбрасывать со счетов и то, что по сравнению с предыдущим поколением число военных снизилось почти на 20 процентов. Как и можно было ожидать, по сравнению с аристократами нетитулованные дворяне являли собой не только более крупную, но и намного более разнородную социальную группу. К 1815 г. некоторые ответвления этих семей уже не принадлежали к высшему классу, и члены их в большинстве своем занимали довольно незначительные государственные должности. Среди представителей двух последних поколений встречается небольшое количество эмигрантов, и столь же небольшое число людей, занимавшихся частной коммерцией. Намного более значительная часть посвятила себя исключительно управлению собственными земельными угодьями; несколько меньшую группу составляют государственные чиновники. В эту группу входят и Landr"ate [326] , хотя они составляют здесь меньшую часть, чем среди титулованных аристократов. По сравнению с соответствующими группами русского дворянства, здесь намного меньше средних и высших государственных чиновников, и почти нет дипломатов [327] .
326
Ландрат, глава округа в Германии ( нем.).
327
Используемым здесь источником является Gothaisches genealogisches Taschenbuch der uradeligen Ha"user (Gotha, 1930–1939): данные представлены о таких семьях, как Путткамеры, Бронзарт фон Шеллендорфы, Клейсты, Бенкендорф и Гинденбурги, Натцмеры, Дет-тов-Ворбеки, Белов, Платены, Зитцвитцы и Бургсдорфы. Издание Taschenbuch 1930 года содержит сведения об этих семьях.
Богатые аристократы, отпрыски знатных семей, поступая офицерами в наиболее престижные полки гвардейской кавалерии, редко относились к военной службе, как-к профессиональной деятельности. Как правило, прослужив несколько лет в приятном и веселом обществе людей, равных им по положению, они оставляли казармы ради тех занятий и удовольствий, которые предоставляло крупное состояние, доставшееся по наследству. У таких людей не было стимула совершенствоваться в различных аспектах военного искусства или карабкаться вверх по армейской иерархической лестнице. Граф А. А. Игнатьев вспоминает, что в 1890-х годах поступить в кавалергардский полк было все равно, что стать членом престижного модного клуба. Все офицеры прекрасно знали, что расходы их многократно превысят жалованье. Клубная атмосфера усиливалась и благодаря тому, что представители многих семей из поколения в поколение служили в одном и том же полку. Например, отец Игнатьева в прошлом был командиром кавалергардского полка, а сам он появился на свет в полковой казарме. В офицерских собраниях разговоры по большей части вертелись не вокруг профессиональных вопросов, а вокруг светских новостей, там царила атмосфера учтивости, беспечности и терпимости, свойственных благополучию — и действительно, жизнь кавалергардских офицеров не была обременена чрезмерными служебными обязанностями [328] .
328
Ignatiev A. A. A Subaltern in Old Russia. London, 1944. P. 66–78.
У незнатных и небогатых дворян было больше стимулов относиться к военной службе как к профессии, связывая с нею свои честолюбивые устремления. В Европе наиболее известным дворянским сословием, посвятившим себя военной карьере, было прусское юнкерство, но и в России, и в Англии имелись подобные классы — пусть не столь многочисленные и несколько иные по образу жизни. Два величайших полководца России, Суворов и Кутузов, вышли из верхних слоев рядового дворянства, а не из придворной аристократии, и то же самое можно сказать про многих русских военачальников девятнадцатого века. В восемнадцатом и в начале девятнадцатого века российское государство осыпало благодеяниями придворную аристократическую элиту, однако и провинциальные дворяне имели возможность подняться на самую вершину военной или гражданской бюрократической лестницы; в этом Россия упомянутого периода принципиально отличалась от России допетровской, а также от Польши, где безраздельно царили крупные земельные магнаты. Открытая перед рядовыми дворянами возможность продвижения наверх в действительности являлась одним из ключевых условий, обеспечивших как процветание послепетровской монархии, так и лояльность дворянства по отношению к абсолютистскому государству.