Арийский миф в современном мире
Шрифт:
Похоже, что в последние десять лет написание книг патриотического жанра его привлекает много больше, чем археология и даже «метафизические проблемы». Впрочем, полученные ранее профессиональные знания и навыки ему в этом помогают, хотя он и пользуется ими весьма избирательно. Здесь речь пойдет об одной его книге, вышедшей относительно недавно и имеющей весьма интригующее название «Арийская Русь. Ложь и правда о “высшей расе”» (Буровский 2007). Как археологу ему по понятным причинам не нравятся дилетантские книги о древней истории индоевропейцев, наводнившие сегодня книжный рынок, и он пытается внести ясность, раскрыв читателю «истинную роль» ариев в становлении современной цивилизации. При этом, позиционируя себя «объективным ученым», он с негодованием отбрасывает «политкорректность», якобы мешающую успешному выполнению такой задачи. В чем же автор видит «истину»? Во-первых, порывая с современной научной традицией, он смело отождествляет ариев с индоевропейцами. Во-вторых, по его словам, именно арии создали основы цивилизации; других претендентов на эту роль он просто не видит. В-третьих, игнорируя споры, происходящие в современной науке, он утверждает, что «прародина ариев давно открыта» и находится она в России. Поэтому, в-четвертых, он убеждает читателя в том, что «самые ближайшие культурные наследники ариев» – это русские; ну, может быть, еще население Северной Индии, говорящее на языке хинди.
Сообщая все это наивному читателю, автор убеждает его в своей правоте, за которой якобы стоят профессиональные знания («Труднее показать, в чем я неправ», – самонадеянно заявляет он); профанов он глубоко презирает. Разумеется, нельзя отказать автору в эрудиции и знании специальной литературы. Беда в том, что его сознательное стремление смотреть на историю сквозь патриотические очки играет с ним злую шутку. В результате книга грешит отсутствием логики, разительными противоречиями и, вместо того чтобы дать читателю «объективную картину», лишь способна вконец его запутать. Действительно, если открывается книга рассуждениями о том, что индоевропейцы были в Европе переселенцами, пришедшими невесть откуда, то заканчивается она тем, что все народы, говорящие на индоевропейских языках, объявляются наследниками «праиндоевропейцев Центральной и Северной Европы», а «родина праариев» помещается в Центральной Европе. Но как это соотносится с помещенными чуть ниже рассуждениями о том, что русские (и, напомню, индусы!) являются будто бы «ближайшими культурными наследниками ариев», причем это ведет к объявлению России «самой арийской страной»? А почему не Германии или, скажем, Скандинавии, где автор находит «голубоглазое и светловолосое население»? И как все это увязывается с его утверждениями о том, что никакого нашествия «ариев» на Малую Азию не было, то есть, выходит, они там жили изначально? Но ведь это противоречит тому упоминаемому им самим факту, что до хеттов (индоевропейцев) там обитало «неарийское» население. Да и урартский язык, вопреки уверениям автора, относился к хурритской группе, а вовсе не к индоевропейской. И что означают открытые им «многочисленные арийские черты» в культуре урартов – может быть, просто сменившие урартов армяне позаимствовали многое из наследия своих предшественников (отнюдь не «ариев») или же урарты перешли на армянский язык? 180
180
О сложности этой проблемы и особенностях ее современного публичного обсуждения см.: (Шнирельман 2003).
Автор, с одной стороны, пишет о генетической гетерогенности праариев еще в районе прародины, где местное население смешивалось с пришлыми земледельцами (а ведь это – еще эпоха неолита!), а с другой – сообщает читателю о неком арийском генетическом наследии и убеждает его в том, что это наследие лучше всего удалось сохранить славянам, балтам и германцам. Что все это означает, автор, объявляющий себя «культурологом», не поясняет, как не поясняет и того, как славянам удалось лучше других сохранить «культурное наследие ариев» и в чем это наследие выражается. И, кстати, к слову, почему этим следует гордиться?
Связывая цивилизацию с расселением ариев во 2-м тыс. до н. э., автор сознательно скрывает от читателя, что к тому времени в течение более тысячи лет в Египте и Передней Азии цивилизации уже имелись: они были созданы отнюдь не индоевропейцами и возникли задолго до них, а затем успешно развивались параллельно с индоевропейскими, обмениваясь с ними культурными достижениями. Разумеется, автор скромно умалчивает и о доколумбовых цивилизациях Мезоамерики и Южной Америки, и о цивилизациях Тропической Африки. Правда, научная этика не позволяет ему замолчать тот факт, что цивилизация («хараппская») существовала в долине Инда в Южной Азии задолго до прихода туда индоариев. Он об этом упоминает, но забывает сказать о том, что, по мнению ряда специалистов, индоарии немало почерпнули из культурного наследия своих предшественников, потомки которых отнюдь не были лишь пассивными реципиентами 181 .
181
Кстати, об этом А. Иванов (Скуратов) знал еще в 1970-х гг. (Иванов 2007: 94).
Правда, представляя «ариев» создателями древнейшей цивилизации, Буровский поясняет, что речь идет о его собственном понимании «цивилизации», но в чем заключается это понимание, для читателя остается загадкой. Далее, объявляя этих «ариев» культуртрегерами и цивилизаторами, автор вынужден признать, что, например, персы заимствовали клинопись у народов, которые к тому времени пользовались ею веками и даже тысячелетиями. Он лишь забывает сообщить, что и знания алфавитной письменности пришли из семитского мира. Наконец, если автор настаивает на своем оригинальном определении цивилизации и относит ее начало к 2-му тыс. до н. э., то как он может писать о «европейской цивилизации ледникового периода»?
Пытаясь изобразить индоевропейцев исконными и постоянными цивилизаторами, автор опрометчиво утверждает, что якобы случаи, когда бы те оказывались покоренными иными народами, неизвестны 182 . Ну, помилуйте, а арабские завоевания VIII в., раздвинувшие зону арабского влияния или, местами, господства от Испании на западе до Центральной Азии и Синда на востоке? А сменившие их тюркские нашествия, одно из которых привело к завоеванию тюрками всей территории Византии, а другое включило в их империю огромные территории Южной Азии? А Хазарский каганат, распространивший свою власть на некоторые племена восточных славян? А вхождение Балкан в состав Османской империи? И, наконец, уж и вовсе хрестоматийный пример Золотой Орды, чье господство в Восточной Европе отдельные авторы до сих пор называют «игом»? Причем заметим, что речь идет о целых группах населения, говоривших на тех или иных индоевропейских языках, которые порой на несколько столетий оказывались под пятой иноземных завоевателей.
182
Фактически автор лишь повторяет рассуждения К. Пенки, заявлявшего в 1877 г. о том, что индоевропейцы «всегда были победителями и никогда – побежденными».
Столь же голословны рассуждения автора о якобы непроходимых социально-культурных различиях между индоевропейцами и другими древними народами Передней Азии. Ведь специалисты давно установили типологические сходства местных древних обществ, независимо от их этнолингвистического состава. И уж вовсе неверно, что иные народы, кроме индоевропейцев, не совершали далеких переселений. А как же с упомянутыми выше арабами и тюрками? А как с миграцией банту в Африке? Или атапасками в Северной Америке? Или австронезийцами в Океании? Кстати, будучи заворожен феноменом миграции, автор слабо учитывает такой распространенный процесс, как смена языка, в результате чего местное население могло переходить на какой-либо индоевропейский язык, сохраняя верность своей традиционной культуре. Ведь именно так бывшие индоевропейцы переходили на тюркские языки в Центральной и Малой Азии или на юге Восточной Европы. Кстати, с этим и связан феномен значительной культурной вариативности и отсутствия жесткой связи между языком и культурой.
И не одни только «арии» разносили по миру навыки раннего земледелия, скотоводства и металлургии. Гораздо больший вклад в это внесли совсем другие группы, но автор как будто бы этого не замечает или попросту не желает знать. И совершенно напрасно он называет христианство «очень арийской религией», пытаясь всячески оторвать его от очевидных иудейских корней. Как мы видели, такие попытки делались неоднократно и, что немаловажно, отражали антисемитские настроения их любителей 183 . Весьма однобоко выглядит и стремление автора отдать «ариям» пальму первенства в создании монотеизма. Даже если оправдается гипотеза о том, что главная заслуга в этом принадлежала Зороастру, речь может идти только о небольшой части индоевропейцев (об иранцах), ибо все остальные в ту эпоху продолжали оставаться язычниками и приняли монотеизм много позже и совсем из иных источников.
183
Отношение автора к евреям также весьма неоднозначно. Не вдаваясь в детали, отмечу лишь, что его эмоционально написанная книга об этом (Буровский 2004) грешит массой противоречий и тенденциозной манипуляцией фактами. В частности, обсуждая проблему Холокоста, автор опирается исключительно на сомнительные работы ревизионистов, называя их «учеными» и игнорируя или скрывая от читателя известные факты их тесных связей с неонацистами, расистами и антисемитами, что и заставляет их искажать факты. О малой компетентности автора в этой тематике см.: (Нискеров б. г.; Карполь б. г.; Эдельштейн 2012).
Столь же неправ автор, лишая ислам научных и культурных заслуг, – достаточно сказать, что он полностью игнорирует достижения средневековых исламских мыслителей, сыгравшие немаловажную роль в становлении европейской науки. Например, мы до сих пор пользуемся арабскими цифрами. Таких примеров недостаточной компетентности или сознательной забывчивости автора можно привести немало. Вместе с тем и так ясно, что показать, где автор неправ, оказывается, вопреки его собственному мнению, весьма просто.
Впрочем, отдавая ему должное, нельзя не признать, что его книга во многом в лучшую сторону отличается от работ презираемых им дилетантов. Тем досаднее противоречия и неточности, снижающие полезность книги. Так, автор убежден в том, что якобы Блаватская позаимствовала идею «полярной прародины» у индийского мыслителя Тилака. Но, на его беду, русская основоположница теософии умерла за несколько лет до того, как у Тилака возникли такие идеи. На удивление, автор считает Г. Вирта «серьезным ученым», скрывая от читателя, как тот всеми силами пропагандировал поддельную хронику «Ура Линда» 184 . Да и вклад Вирта в сложение расовой теории автор излишне преувеличивает: сложилась она задолго до него и благодаря стараниям совсем других мыслителей; да и в нацистской Германии было кому ее развивать и без Вирта.
184
Возможно, здесь сказывается лояльность автора Дугину, который преклоняется перед Виртом и, вслед за ним, всячески продвигает эту подделку.