Аркан дьявола
Шрифт:
Под гулкими сводами царила темнота и тишина, в воздухе витал запах благовоний, намертво въевшийся в дерево и штукатурку. «Здесь безопасно», – сказала себе Барбара, оглядевшись. А после покосилась на гроб. Бронзовые детали, уголки и ручки тускло поблёскивали; на узкой части, там, где обычно находились ноги покойника, виднелись пятна крови. При этом ящик ничуть не пострадал от удара, как будто его отлили из железа, а не сколотили из досок.
«Полиция поймёт, что я не могла этого сделать, – подумала Барбара. – Я жертва, а не преступник…»
В этот момент гроб пересекла тонкая горизонтальная линия – крышка слегка приоткрылась. Барбара приложила ладонь ко рту, сдерживая
Чёрная линия делалась всё шире. Не дожидаясь, пока из-под крышки покажется бледная рука Шарманщика, Барбара начала отступать в глубину собора. Она приблизительно помнила, где располагалась дверь, ведущая на колокольню, и надеялась только, что на ночь её не запирали. Последней надеждой отпугнуть столь сильного демона оставался Зикмунд. Барбара услышала голос матери так, словно та стояла рядом: «Его звон разорвёт на части любого демона. Ну или хотя бы прогонит».
В обычную ночь здесь наверняка было светлее, но сейчас уличные фонари не горели, и над площадью колыхалась завеса из сжиженной тьмы. Многочисленные витражи мерцали во мраке, но толстое цветное стекло задерживало свет прожекторов, нацеленных на фасад и башни. Девушка достала телефон и включила фонарик. Луч, упавший на пол, почему-то потерял в яркости, да ещё и окрасился розовым. Барбара пару секунд смотрела на тусклое пятно цвета марганцовки, а потом сообразила, в чём дело, сорвала с телефона чехол, отбросила его в сторону и протёрла линзы от засохшей крови. Фонарик вернул себе прежнюю яркость, выхватив из темноты серые колонны и деревянные скамейки.
За спиной что-то шуршало, скрипело и похрюкивало. Потом раздался звук, с каким закрывается крышка рояля… или же гроба, из которого только что выбрался демон.
– In drei Teufels Namen! [3] Зачем же так швырять?!
Голос был ворчливый и скрежещущий одновременно. Услышав его, Барбара сорвалась с места. Она бежала туда, где находилась дверь, ведущая на колокольню… вовсе не уверенная, что правильно запомнила её расположение. Луч прыгал, выхватывая из мрака деревянные лики святых, фрески, латунные подсвечники. Проход между рядами скамеек привёл Барбару к исповедальне, похожей на большой шкаф, украшенный резьбой.
3
Тысяча чертей (нем.). Устаревшее ругательство.
– Ты согрешила, – по-змеиному зашипело из-за деревянной решётки. – Убить собственную мать – великий грех. Зайди и покайся.
Барбара застыла на месте, а голос продолжал нашёптывать:
– Ведьма, грешница, убийца… Гореть тебе в аду… Черти заждались, да, заждались…
«Там никого нет. Мне это кажется», – сказала себе Барбара и двинулась вдоль нефа. За её спиной скрипнула дверца, и девушка отчётливо представила, как исповедальню покидает карлик, напяливший облачение католического священника.
В тишине раздавалось недовольное бормотание, раздражённое повизгивание, фырканье. Звуки, не звериные и не человеческие, нагоняли жуть, заставляли кровь стыть в жилах. И всё же Барбаре показалось, что Шарманщик бормотал не для того, чтобы её напугать. Ему здесь не нравилось.
Луч скользил по гладким каменным стенам, время от времени натыкаясь на скульптурные распятия, лакированные изваяния ангелов и богато украшенные витрины, где под стеклом лежали реликвии и святые мощи. Барбара начала сомневаться, что нужная ей дверь действительно находится с этой стороны нефа, когда фонарик осветил неприметную каменную арку и потемневшую от времени дверь в её глубине. Девушка бросилась к ней и потянула за железное кольцо. Не заперто! Переступив порог, она увидела винтовую лестницу. Два раза Барбара поднималась по ней в сопровождении матери, гида и десятка-другого туристов, желающих взглянуть на главную святыню Чехии. Теперь же компанию ей составляло существо, которому вообще не следовало находиться в таком месте, как собор Святого Вита.
Во время экскурсий туристы поднимались на колокольню медленно, успевая выглянуть в стрельчатые окошки, из которых открывался вид на черепичные крыши старого города. Гиды называли точное количество ступеней и предлагали туристам сосчитать их, но Барбара, конечно, не помнила эту цифру. Кажется, где-то около трёхсот, а сама колокольня вздымалась на сотню метров. Сейчас Барбара буквально взлетела по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки. Когда она очутилась на колокольне, сердце выпрыгивало из груди, а лёгкие горели огнём.
Внизу воздух пропитался благовониями и казался неподвижным. Но стоило Барбаре очутиться наверху, ветер взъерошил её волосы и охладил пылающее лицо. Обзорная площадка была огорожена каменными перилами, свод опирался на массивные колонны. Между ними струилась темнота, как будто во всей Праге разом погасло электричество, но Барбара знала: виной всему мрак, затопивший площадь и поднимавшийся вровень со шпилями.
Из-под крыши свешивались колокола, и Барбара двинулась к самому большому. Это и был Зикмунд, и, посмотрев на эту громадину, девушка задалась вопросом: и как же в него позвонить?
Барбара знала, что в православных церквях били в колокола, дёргая за верёвку, привязанную к языку. Но здесь использовалась другая система. Несколько мужчин, взявшись за канаты, раскачивали сам колокол, язык которого оставался неподвижным. Ступая по дощатому настилу, Барбара вошла под колокол. Раскачать его не представлялось возможным, и она прикоснулась к языку, не круглому, как у большинства колоколов, а слегка сплющенному, и оттого похожему на часовую стрелку. Металл холодил ладонь, и девушка толкнула язык. Такой длинный, что почти достигал пола, он даже не пошевелился. Тогда Барбара положила телефон на пол, фонариком вверх, и толкнула уже двумя руками. И снова без толку. Казалось, язык составлял с колоколом единое целое.
Внезапно фонарик мигнул и погас, а из темноты послышалось бормотание и мерзкое причмокивание. Барбара замерла, опираясь двумя руками на язык. Шарманщик (а кто ещё это мог быть?) прошёлся по настилу, шаркая ногами. Он мог сразу наброситься на жертву, но медлил. Барбаре хотелось верить, что демон не может приблизиться к Зикмунду. Ведь если такой знаменитый артефакт не способен отпугнуть демона, то у неё попросту нет шансов спастись.
Мрак, заполнивший обзорную площадку, казался неестественно плотным и вязким. С тем же успехом Барбара могла пялиться в темноту пещеры, где обитают лишь бледные, безглазые насекомые, никогда не знавшие солнца. Она стояла не шевелясь, вся обратившись в слух, и единственное, что придавало хоть немного уверенности, – холодный металл под ладонями.