Аркан
Шрифт:
— Я спрятал карты, — виноватым голосом сообщил Ноа. — Послушникам нельзя иметь личные вещи. Особенно такие вещи, — паренек сделал ударение на «такие». — Но я подумал — вдруг эта колода важна для тебя? Поэтому и сберег ее вместе с письмом.
— Письмо! — На мгновение Найд забыл о мрачном предсказании аркана. — Значит, и оно уцелело?
Монашек смущенно кивнул:
— Строчки совсем расплылись, но я боялся, что можно будет разобрать что-то… Ну что-то плохое для тебя, — Ноа шмыгнул носом. — Я
— Ты принес письмо? — У Анафаэля стеснило грудь при одной мысли о последних словах херра Харриса, которые он, возможно, скоро сможет перечесть.
— Оно в мешочке с картами.
Найд запустил похолодевшие пальцы в замшевые недра. Пергамент, изрядно потрепанный по краям, почти не пострадал, зато убористый почерк херра Харриса превратился в синеватые разводы. Кое-где просматривались отдельные иероглифы, но это было все. Вздохнув, Анафаэль приложил испорченное послание к губам и спрятал обратно в расшитый кошель.
— Спасибо, Ноа. Эти вещи мне действительно дороги, — он принялся собирать рассыпавшиеся карты.
Монашек вспыхнул и поспешил замаскировать смущение скороговоркой:
— Да я что? Я ничего. Вот тут брат Макарий собрал для тебя…
В руки Найда неловко сунулся еще один сверток — теплое шерстяное одеяло.
— Макарий? — насторожился он. — Разве инок знает, что мы с тобой собрались бежать вместе?
Глаза у Ноа забегали, паренек снова облизнул губы:
— Он добрый, много хороших вещей для тебя дал. Его не надо бояться, он не выдаст.
— Что значит — для меня? — поразила Найда неожиданная мысль. Он окинул монашка подозрительным взглядом. — А ты? Где твой мешок?
— Я… — Монашек уставился в талую лужу у своих ног. — Я остаюсь, Анафаэль.
Найд помолчал, рассматривая по-мальчишески мягкое лицо, освещенное сбоку оранжевым светом лампы.
— Почему? — наконец тихо спросил он.
Ноа тяжело вздохнул и вскинул на него влажные глаза:
— Это не мой путь.
— Тебе Макарий так сказал? — нахмурился Найд.
Послушник тряхнул головой:
— Нет. Я сам. Я… Что я знаю о жизни? Дом отца, лавку, город, потом монастырь, — между густыми бровями залегла страдальческая складка, слова давались парнишке с трудом. — Я в лес-то не заходил дальше опушки. Как далеко ты со мной уйдешь по бездорожью, по сугробам?
— Я тебе помогу! — прервал сбивчивую речь Анафаэль. — Я научу…
— А пока ты со мной возишься, рыжая и ее свора будут тут как тут. Я не хочу, чтобы с тобой случилось… — Монашек запнулся, утер глаза грязным рукавом. — Не хочу, чтобы ты стал как я.
— Я уже один раз ушел от них! — с жаром возразил Найд, наклоняясь вперед и кладя ладонь на поникшее плечо друга. — Уйду и в этот раз. Мыуйдем!
Послушник покачал головой, его зрачки блеснули светом отраженного пламени:
— Ты уйдешь. Ты сильный. Будущее зовет тебя, большое будущее. А мое время кончится здесь. Я не создан для войны, Анафаэль. Ее битвы избрали тебя — не меня. Но я рад, что наши дороги на мгновение пересеклись.
— Что ты несешь, Ноа? — Найд почувствовал, как дрожит костлявое плечо под его рукой, и всерьез обеспокоился за паренька. — Какая война? Какие битвы?!
— Я видел… — Монашек устремил горящий взгляд прямо в расширенные зрачки товарища. — Помнишь, я говорил, что видел вещи, которых не было на самом деле?
Найд нашел в себе силы кивнуть, прочистил пересохшее горло:
— Уг-кху. Ты еще сказал, что теперь ничего не помнишь.
— Почти, — прошептал Ноа.
Внезапно его дрожь передалась Анафаэлю:
— Что… Что ты видел?
Карие глаза подернулись дымкой:
— Смерть.
Найд вздрогнул, пальцы невольно стиснули вышитый мешочек с арканом:
— Как — смерть? Чью?
— Всех, — спокойно ответил Ноа, взгляд которого затопила тьма. — Отца, матери, людей вокруг — знакомых и незнакомых. Я видел, как они умрут. Они ходили и говорили, а я знал, что в каждом живет и растет маленькая смерть.
Капли холодного пота выступили у Найда на лбу, хитон прилип к мокрой спине:
— Как же ты жил — с этим знанием?!
— Тяжело, — тьма в глазах Ноа пошла рябью. — Кого-то я пытался предупредить.
— И что же, — Найд перевел дыхание: в груди тянуло от нехватки воздуха, — им удалось избежать своей судьбы?
Ноа медленно повел головой из стороны в сторону:
— Мои предсказания сбывались. Так отец и узнал о… даре. Так он называл это — дар. Я думаю, это было проклятие.
Анафаэля пронзила острая жалость к пареньку. Знать о несчастье, пытаться предотвратить его, а в ответ, возможно, получить смех и обвинения во лжи и наконец убедиться в своей страшной правоте и страшной же беспомощности. Верно, тот маг, что испытывал беднягу, увидел в его сознании собственный приговор и от испуга перегнул с силой.
Он обнял Ноа за костлявые плечи, похлопал по спине:
— Но теперь ведь все кончилось, верно? Хорошо или плохо, но теперь ты — как все.
Послушник напрягся под его рукой:
— Ты не понимаешь. Я никогда не буду как все. Потому что я помню… Я помню… — Дыхание паренька пресеклось, расширенные полумраком зрачки забегали по тесному помещению, будто в поисках невидимого выхода.
— Что ты помнишь, Ноа? — тихо спросил Найд.
Между ними повисло молчание, холодное и острое, как осколок льда. Наконец монашек заговорил. Голос звучал монотонно, как заученная молитва: