Аркан
Шрифт:
Тени прошлого превратили лунообразное лицо учителя в изрезанный каньонами ландшафт, вечная улыбка кривилась прорезью трагической маски.
— Тогда впервые пошли слухи, что воспитанники школы защищены от магии, что чары не могут причинить нам вреда.
Кай вздрогнул, выпучился на Фламму и выпалил, прежде чем сообразил прикусить язык:
— Это правда?
Глаза-маслины скользнули по нему и снова устремились в прошлое:
— Конечно, нет. Но наша техника тренирует сознание, чтобы противостоять вторжению, и ускоряет реакцию тела на опасность. Поэтому адептов Мингара не сломить ментальной атакой, и в бою против магов у нас, единственных из людей, есть шансы подобраться на расстояние
Фламма замолчал, погрузившись в воспоминания. Воробей потемнее выхватил стручок из-под носа своего зазевавшегося собрата и взвился в воздух. Его обиженный товарищ, возмущенно чирикая, бросился следом.
— Шли годы, — глуховатый голос учителя разорвал наступившую тишину. — Баланс власти сместился, маги все больше и больше забирали вожжи в свои руки. Внезапно мы стали опасны. Нами трудно было управлять, источник нашей силы был необъясним, границы ее непредсказуемы. Советники, нашептывающие на ухо королям нового поколения, забывшего войну, превратили нас в монстров, угрожающих их власти. И вот в один день все адепты Мингарской школы были арестованы. Тех, кто сопротивлялся, казнили на месте, но таких оказалось немного. Ведь никто не понимал, что происходит. Все были убеждены, что арест — просто нелепая ошибка.
Кай молчал вместе с наставником, пораженный. Воинов, подобных Фламме, которых не смогли покорить даже Темные, стерло с лица земли предательство! Те, за кого они проливали кровь, искупались в их собственной, крови героев!
— В тот день, когда я лишился своих братьев, я находился здесь, в Церрукане, — голос учителя звучал бесцветно, буднично, будто он говорил не о страшном преступлении, а об обрезке фруктовых деревьев. — Маги не могли последовать за мной сюда и послали воинов. Я заподозрил неладное, ранил одного из солдат и бежал. Несколько лет я скрывался в амирате под чужим именем. Слухи о расправе с мингарцами дошли через пустыню, но я ничего не мог поделать. А потом меня выследили шпионы СОВБЕЗа. На сей раз преследователи были умнее. Меня обвинили в колдовстве.
Аджакти недоверчиво фыркнул:
— Нужно быть слепым, сетха, чтобы поверить, что вы…
— Значит, церруканцы были слепы, — ровно проговорил Фламма, потирая ладонью широкий лоб. — В то время всюду шла охота на ведьм, анонимного доноса хватило, чтобы натравить на меня целый город. На этот раз меня схватили и казнили на Торговой площади.
Кай вспомнил тугую гладкость воды, заполняющую глотку, отнимающую дыхание. Неужели такой была судьба его учителя? Тонуть связанным на глазах сотен зевак?
— Но, сетха, вы же спаслись, — непонимающе пробормотал Аджакти. — Вас помиловали?
— Нет, — круглая голова снова повернулась к белому домику и закрытой кухонной двери. — Я захлебнулся. Но меня спасла Шиобхан.
Внезапно Аджакти понял, в чем коренилась власть этой высокой, но хрупкой женщины над мужем, который при желании мог найти себе супругу помоложе, да и не одну.
— Шио было тогда всего пятнадцать, — продолжал тем временем Фламма. — Она воспитывалась при храме Дестис и готовилась к посвящению в жрицы. В день казни она помогала дерлемек на площади. Я не знаю, что она сделала, как вернула меня с той стороны. Помню только, что очнулся, выхаркивая воду из легких, чувствуя вкус ее губ на моих губах.
Воин провел по лицу кончиками пальцев там, где когда-то любимая коснулась его поцелуем жизни. Смутившись, Аджакти поспешил отвести взгляд.
— По церруканским законам переживший водную казнь признается невиновным в колдовстве. Я оказался первым, к кому применили эту часть законодательства. Мне повезло: за мной должны были топить еще одного несчастного, так что я провел под водой только десять минут. К несчастью, враги позаботились навесить на меня второе обвинение — в пособничестве Темным. Вместо повешения меня отправили на арену. Тут-то меня и приметил Скавр. Я стал гладиатором, а Шиобхан, отказавшаяся приносить жреческую клятву, — моей женой.
Кай задумался, производя в голове кое-какие расчеты. Вряд ли супруге Фламмы могло быть меньше сорока — сорока пяти, значит…
— С тех пор прошло много лет, сетха, — решился он озвучить свои сомнения. — О Мингарской школе все давно позабыли. Вы свободны. Вольны покинуть Церрукан.
Учитель горько покачал головой:
— Маги позаботились, чтобы о нас забыли люди.Свидетели подвигов мингарцев в Последних Войнах лежат в могиле; слова, записанные ими на пергаменте, скормили пламени. Мы стерты из истории. Мы никогда не существовали. Выживших адептов — единицы. Это изгнанники, подобные твоему наставнику, бежавшие на край мира и запертые там. Но волшебники — они знают и помнят! К каждому из нас приставлен персональный страж — беспощадный и неутомимый, никогда не спящий, который только и ждет, когда его подопечный покинет пределы своего убежища.
Аджакти подтянул колени к подбородку, чувствуя, как мурашки бегут вдоль позвоночника — и не только от холода.
— Я встретил своего, когда родился Руслан, мой первенец. Однажды я вошел в комнату на плач младенца. На спинке люльки сидел огромный черный ворон. Птица склонилась над лицом мальчика, разинула хищный клюв и прокаркала:
Выйдешь за стены — умрешь, Семью свою обречешь. Когда загорится песок, Тогда истечет твой срок. Завоют на улицах серые псы — Станешь свободным ты.— Я закричал и прогнал ворона, но ровно через год он вернулся. Я нашел его скачущим вокруг Руслана в саду и каркающим свою жуткую считалку. Казалось бы, чего проще прикончить нахала? Но проклятого тэнгу [30] ничто не брало — ни камни, ни сталь. С тех пор ворон прилетал каждый год, в один и тот же день, с одним и тем же посланием. Шио вышила на занавесках защитные руны, которые узнала когда-то в храме Дестис, но и они не помогли — птица находила дорогу в дом. Только в этом году она не вернулась. Зато в Церрукане появился ты.
30
Тэнгу— ворон-оборотень.
Кай съежился под пронзительным взглядом Фламмы — казалось, наставник видит его насквозь. Он чувствовал траурную тень внутри, как червоточину, как позорную болезнь, внезапно проступившую язвами на лице. Он ждал, что воин бросит ему обвинения, каленым железом выжгущие гной его больной души, но их не последовало. Вместо этого фаворит ободряюще улыбнулся:
— Ты дал мне надежду, мальчик. Надежду на то, что моя миссия — передать искусство Мингарской школы ученику — наконец будет выполнена. Я учил тебя так, чтобы ты смог пройти Погребальные игры до конца. По древней церруканской традиции их чемпион получает в награду свободу. Свободный, ты сможешь понести мингарское боевое искусство в мир.