Армагеддон был вчера
Шрифт:
Таис скользнула к выходу. Её рука нашла мою, крепко сжала. Девушка потянула меня за собой.
– Пойдём, – тихо, но твёрдо сказала она.
Я поразился, каким властным может быть её голос.
Мы вышли через боковую калитку в кустах и направились по тропинке вниз, к сбегающей к морю реке. Солнце село совсем, и лишь низкий полумесяц освещал наш путь.
Я следовал за Таис, решив погодить удивляться, и лишь молчаливо любовался её походкой – свободной, с прямой осанкой, придававшей величавость хрупкой фигурке. Стройная шея гордо
Тени гигантских платанов скрыли дорогу... За стеной темноты белела холодным светом мраморная площадка – полукруг из гладких плит. Посередине него, на высоком пьедестале стояла бронзовая статуя удивительно страстной женщины. Взгляд её глаз из светящихся камней невольно приковал моё внимание. Казалось, это богиня склоняется к смертным, чтобы в темноте и безмолвии звёздной ночи открыть им некую тайну... В левой руке богиня держала пышную розу – символ женщины, символ любви. Чуть склонив голову, она скидывала с плеч тонкое покрывало, и это обнажало высокие груди, сближённые и широкие, как винные чаши, своей чувственной силой подчёркивающие вдохновенную тайну её лица...
Таис благоговейно подошла к богине, чуть замерла у подножия статуи, чтото шепча, и внезапно отпрянула от неё – назад, ко мне. Схватив меня за руку, пытливо заглянула в глаза, будто пытаясь найти в них какой-то нужный ей отклик... Я чувствовал, Таис ищет что-то во мне, но мог лишь молча стоять и по-дурацки улыбаться. Тогда она столь же внезапно, одним движением вновь оказалась на середине мраморной площадки. Трижды хлопнула в ладоши и запела торжественный гимн. «Афродите, наверное», – я разобрал это слово.
С подчеркнутым ритмом – так, как поют его в храмах, перед выходом священных танцовщиц.
– Не сходит улыбка с милого лика её, и прелестен цветок у богини, – услышал я дальше. Таис снова приблизилась ко мне в танце.
– Песню, богиня, прими и зажги Таис страстью горячей! – неожиданно рявкнул я эти невесть откуда взявшиеся слова и принял девушку в объятья.
На этот раз она не отстранилась – обвила мою шею руками, крепко прижалась. Туника скользнула наземь. Сквозь тонкую ткань хитона горячее, с бьющимся сердцем тело Таис стало совсем близким!
– Ты, воин, знаешь гимн Афродиты? – удивлённо прошептала Таис. – Но... не нужно богиню просить об огне. Сам не сгори в этой страсти!
– Я не воин, – прошептал я в ответ, постепенно проникаясь очаровательной мелодикой её речи. – Не воин я, но программист...
Я нашёл губы Таис, и мы оба замерли…
Неожиданно юная гетера изо всех сил упёрлась мне в грудь кулачками и вырвалась.
– Ты программист? – задыхаясь, спросила она. – Так дальше пойдём же! Я нарочно ждала этот день. В горы сегодня быков увели...
– Ты... о чём? – не понял я связи.
Таис, поднявшись на цыпочки, приникла к моему уху:
– Я хочу быть твоею – по обычаю древнему, в только что вспаханном поле...
– В поле? Вспаханном? Боги, зачем?!
– Ночью, в поле, что вспахано трижды – чтобы Геи принять плодоносную силу, и в себе пробудить.
Что-то мне напоминала эта её манера выражать мысли... но я никак не мог понять, что.
Я обнял Таис за плечи, безмолвно соглашаясь, и мы устремились вниз вдоль реки. Затем свернули на дорогу, идущую на север.
А что, собственно, мне оставалось – говорить про гигиену? Или, может, про предрассудки? Так предрассудки ли это, ещё вопрос...
В долине лежала глубокая тьма, луна скрылась за гребнем горы, и только звёзды горели всё ярче.
– Неужели дорогу ты видишь? – спросил я. – Или она знакома тебе?
– Знакома. На поле Скирона идем мы... Там в ночь полнолуния женщины праздник Деметры справляют. Деметры Закононосительницы.
– И что происходит на поле Скирона? Я постараюсь попасть туда, если пробуду в инет… в Афинах чуть дольше, до полнолуния где-то...
– Не попадёшь! Женщинам лишь молодым разрешён туда доступ – в ночь после бега. С факелами, но не гетерам...
– Так я ж не гетера – я программист, говорил ведь... А ты – как узнала дорогу?
– Гетерой не став ещё... После бега с горящею паклей на стержнях жрицы Деметры избрали меня, среди двенадцати прочих. Лишь только закончилось празднество это, мы, нагие, бежали тридцать пять стадий в глубокой ночи, отделяющих поле от храма...
Я присвистнул:
– Это ж больше пяти километров! Не добежал бы, подох я в процессе... А дальше?
– Это нельзя рассказать. Женская тайна, и все мы повязаны клятвой ужасной... Но помниться будет всю жизнь! И бег тот на поле – тоже нельзя позабыть. Под яркой высокой луной бег в молчании ночи. Рядом с подругами славными и быстроногими очень...
«Интересно, они знают, что такое рифма?» – я на секунду отвлекся.
– Представляю – бежите, красивые, голые, звёздною ночью сверкая... э-э, коленками.
Я стал понимать себя хуже, зато Таис, казалось, наоборот. Её вдохновляло моё стремление найти общий язык.
– Мы мчимся, мы мчимся, земли не касаясь! Всё тело – струна, нежного ждущая прикосновенья богини, – она уже почти пела. – Ветки деревьев слегка нас касаются... ветерок обвевает горячее тело... А минуешь когда перепутья, с Гекаты грозною стражей...
Таис на секунду задумалась и умолкла.
– Прошу, продолжай – говори. Ты так интересно вещаешь! – попросил я со всей возможной страстностью.
Таис очнулась.
– Освобождения чувство приходит! Остановишься – сердце стучит. Так и бьётся, и бьётся...