Армагеддон в ретроспективе
Шрифт:
Ночью Элмер молился: пусть у Айви будет новый муж, пусть Этельберт растет смельчаком, а сам он, приняв милосердную смерть, пусть попадает в рай. Уже завтра.
— Аминь, — сказал Элмер.
— Может, хоть притворишься, что собираешь налоги? — предложила Айви.
— А налоги тоже будут притворные? — усмехнулся Элмер.
— Ну, побудь сборщиком налогов хоть какое-то время, — настаивала Айви.
— Какое-то время — чтобы меня все
— Всегда есть надежда, — заметила Айви. Нос ее покраснел.
— Айви, — прервал ее Элмер.
— М-м-м?
— Айви, насчет синего платья, прошитого золотыми крестиками, я понимаю. Я не против, чтобы оно у тебя было.
— И тебе с Этельбертом на штаны бы хватило, — подхватила Айви. — Я же не только о себе думаю.
— Айви, пойми, то, что я делаю, — объяснил Элмер, — куда важнее лошадиной попоны.
— В этом и есть моя беда, — призналась Айви. — Лучше этой попоны ничего представить себе не могу.
— Я тоже, — согласился Элмер. — Но такие вещи есть. Должны быть. — Он грустно улыбнулся. — Так или иначе, именно ради них я завтра буду отплясывать на ветру, когда меня повесят.
— Скорее бы Этельберт вернулся, — забеспокоилась Айви. — В такую минуту мы должны быть вместе.
— Он пошел проверить ловушку, — объяснил Элмер. — Жизнь продолжается.
— Я довольна, что нормандцы все-таки уехали домой, — сказала Айви. — А то уж боялась, что от их allo, hien, helas, zutи poof умомтронусь. Небось нашли своего Роберта Ужасного.
— И предрешили мою судьбу. — Элмер вздохнул. — Пойду поищу Этельберта. Вывести сына из леса — для последнего вечера на земле занятия достойнее не придумаешь.
Элмер вышел в бледно-голубой мир — в небе висела половинка луны. Он направился по тропке, проложенной Этельбертом, и добрался до высокой и черной стены леса.
— Этельберт! — позвал он.
Ответа не было.
Элмер шагнул сквозь стену леса. Ветки хлестнули его по лицу, низкие кустики вцепились в ноги.
— Этельберт!
Откликнулась только виселица. Цепи лязгнули, и скелет с грохотом рухнул на землю. На восемнадцати дугах теперь висело только семнадцать трупов. Одно место было вакантно.
Элмер не на шутку заволновался: где же Этельберт? Он пробивал себе дорогу все глубже и глубже в лес. Наконец добрался до просеки и, запыхавшись, вытер испарину. Капли пота жалом кололи глаза.
— Этельберт!
— Отец? — отозвался Этельберт откуда-то из чащи. — Иди сюда и помоги мне.
Элмер пошел на звук, выставив руки вперед.
В
— Осторожно! — предупредил мальчик. — Еще один шаг — и попадешь в ловушку.
— О-о, — произнес Элмер. — Значит, пронесло. — Чтобы доставить сыну удовольствие, он изобразил испуг. — Это же надо!
Этельберт потянул руку отца вниз и прижал ее к чему-то, лежавшему на земле.
Наощупь Элмеру показалось, что это большой молодой зверь — мертвый. Он опустился на колени.
— Олень! — сказал он.
Голос его вернулся к нему, словно из недр земли.
— Олень, олень, олень.
— Целый час вытаскивал его из ловушки, — сказал Этельберт.
— Ловушки, ловушки, ловушки, — повторило эхо.
— В самом деле? — удивился Элмер. — Боже правый! Я и думать не думал, что ловушка такая хорошая.
— Хорошая, хорошая, хорошая, — откликнулось эхо.
— Ты и вполовину правды не знаешь, — сказал Этельберт.
— Не знаешь, не знаешь, не знаешь, — вторило эхо.
— А эхо-то откуда? — спросил Элмер.
— Откуда, откуда, откуда? — отозвалось эхо.
— Оттуда, — ответил Этельберт. — Из ловушки.
Элмер отпрянул — голос Этельберта доносился из огромной дыры перед ним, из земных глубин, словно из врат ада.
— Ловушка, ловушка, ловушка.
— Это выкопал ты? — спросил потрясенный Элмер.
— Это выкопал Бог, — ответил Этельберт. — Яма ведет в пещеру.
Элмер обмяк и распростерся на простыне леса. Голову он пристроил на остывающем и твердеющем крупе оленя. В густоте зеленого сплетения наверху была лишь одна прореха. Через нее струился свет одинокой звезды. Она светила Элмеру радугой, потому что он смотрел на нее сквозь призму из слез благодарности.
— Могу ли я желать от жизни большего? — спросил себя Элмер. — Сегодня жизнь дала мне все, о чем можно мечтать, — и даже намного больше. С Божьей помощью мой сын поймал единорога. — Он коснулся ноги Этельберта, погладил свод стопы. — Если Господь внял молитвам простого дровосека и его сына, — сказал он, — значит, в этой жизни возможно все.
Элмер едва не погрузился в сон, до того он почувствовал себя заодно с Божьим промыслом.
Его разбудил Этельберт.
— Отнесем оленя маме? — спросил Этельберт. — Устроим полуночный пир горой?
— Всего оленя тащить не надо, — решил Элмер. — Слишком опасно. Вырежем лучшие куски мяса, а остальное спрячем здесь.
— Нож у тебя есть? — спросил Этельберт.
— Нет, — ответил Элмер. — По закону не положено.
— Сейчас что-то режущее притащу, — сказал Этельберт.