Шрифт:
Глава первая
Афанасий Петрович Коперник сидел в своей комнате. На столе, у широкого окна, одиноко стояла откупоренная бутылка Столичной и рядом с ней граненый стакан. Он внимательно смотрел на бутылку еще полную, не начатую: – Ты, сволочь, меня напоить решила? – стал говорить бутылке, пристально глядя на водку, борясь изо всех сил сам с бой и с немилосердным испытанием немедленно выпить ее до дна. А повод у Афанасия Петровича был. В связи с окончанием сроков подготовки к первому пилотируемому полету дисколета. Он страшно переживал. Его мучили сомнения и неуверенность в завтрашнем дне. Он, как гражданское лицо, поражался тупой иррациональности военных, пусть даже высших чинов, и не мог забыть еще комфортного состояния, в котором он работал раньше под руководством академика Глушко. И еще он был, почему-то уверен, что дисколет с пилотом исчезнет бесследно, и что на его совести будет это исчезновение. Он никак не
– Вы, кто? – выдавил из себя, крайне смущенный Коперник.
– А Вы меня не узнаете? – лукаво улыбаясь, спросила девушка знакомым голосом. И тут он простецки хлопнул себя по лбу ладонью правой руки, которая с минуту назад ощущала прохладу бутылки с водкой.
– Капитан Зарудная?!
– Так точно, товарищ ученный! – по-военному подтвердила гостья, – Правда я не в форме.
– Да проходите, что ли? – проговорил он не смело неуверенным голосом, не совсем понимая, что в таких случаях полагается говорить.
– Давно бы так. – Смело, шагая в комнату одинокого мужчины, твердо вымолвила Зарудная. На ней было темно-синее платье в белый горошек и совершенно не сочеталось с медью распущенных по плечам волос. Зато острые соски грудей отчетливо стремились продырявить ситец платья, и колыхались при каждом ее шаге. Наблюдательный Коперник догадался, что лифчика под горошком нет.
– Присаживайтесь. – Указывая на единственный стул у стола, на котором он только что сидел, сказал Афанасий Петрович. Зарудная села.
– Меня между прочим, Машей зовут.
– Так и что, а меня Афанасием Петровичем, и мне сорок пять, я не женат и в браке никогда не состоял! – проговорил скороговоркой он на одном дыхании.
– Мне двадцать пять лет не замужем, и никогда там не была! – в унисон ответила гостья.
– Ну, так давай поженимся? – недолго думая, выпалил Коперник. У девушки медленно стал открываться рот. Ее полные губы зашевелились, пытаясь что-то вымолвить, но слова застряли у нее, и лишь рот застыл в открытом виде. Коперник, нисколько не смущаясь, продолжал: -Ну, так что?
– Вы, ты, – заикаясь, начала говорить Маша, – что прямо сейчас?
– А чего откладывать? – серьезно отвечая ей, Коперник стал колдовать в холодильнике, доставая оттуда закуску. На столе появилась нарезка из московской колбасы в вакуумной упаковке, голландский сыр, консервированные помидоры в банке и гроздь винограда в вазе. В самом конце он достал водку и два граненых стакана, один был до половины наполненным.
– Извини – те, вот хлеба не успел купить.
Он еще не договорил, когда Зарудная нервно схватила стакан с водкой и опрокинула его залпом. Затем, зажав рот кулаком, и выпучив глаза, с минуту сидела так. И вдруг открыла рот, как рыба, хватая воздух, закашлялась, и стала хохотать. Ее быстро развезло. Коперник с интересом наблюдал за поведением девушки.
– Ну, давай, наливай! – паяным голосом командовала она, но было видно, что ей с лихвой хватило этой половины стакана водки. Она опустила голову на грудь и зашаталась на стуле. Коперник снял вафельное полотенце с кровати, стал обмахивать им девушку. Она вдруг встала и заплетающимся голосом сказала: -Мне надо идти? – зашаталась и упала на кровать, мгновенно уснула. Коперник
Зарудная проснулась первой. Настенные часы показывали шесть утра. Она, еще не осознавая, где она, громко зевнула и вольготно развела руками, потягиваясь во всю девичью прыть. Когда нечаянно рука ее коснулась носа, затем губ спящего еще Коперника, Маша Зарудная издала истошный крик. Насмерть перепуганный ученный, как ужаленный, вскочил с постели, не соображая, во сне ли он услышал этот вопль или на яву. И с удивлением увидел у себя в постели капитана Зарудную. Оба в крайнем удивлении уставились друг на друга, соображая, что с ними и, как так могло это случиться? Затем в памяти всплыла картина вчерашнего вечера. Маша молча выбралась из постели. Отряхнула платье, выравнивая смятую ткань, влезла в туфли, и, не попрощавшись, шмыгнула в дверь. По гулкому коридору раздавались ее быстрые шаги, звонко отбиваемые каблуками. Коперник почесал лысину и не спеша, побрел в ванную. Надо привести себя в порядок, ведь сегодня ответственный день, испытание дисколета с пилотом на борту…
Глава вторая
Первое сентября. В поселке Н-ском, прилегающем к космодрому Байконур дети нарядные и торжественные со школьными рюкзаками за спинами и с букетами цветов, тянулись к школе. Самые маленькие первоклассники шли с родителями, держались за руки, так было уверенней начинать новый учебный год. Коперник в легкой спортивной форме, так ему было уверенней держать себя в своей тарелке, с неизменной папкой под мышкой, шагнул в солнечный сентябрьский день. Он шел аллеей парка по направлению к резиденции генерала, где Гаринов назначил место сборов участников испытаний. По обе стороны аллеи, заботливыми руками коменданта центра и его команды, цвели высаженные еще весной хризантемы. Коперник, недолго думая, нарвал в охапку самых красивых и соорудив из них букет, двинулся дальше. Стройные тополя провожали его, как бы укоризненным молчанием крон. Но, Афанасий Петрович не склонен был в этот день обращать внимание на свой неблаговидный поступок. Эмоции захлестнули его естество, и вчерашние стройные ноги секретарши Гаринова в обрамлении кружевных прозрачных трусиков стояли перед глазами, как наваждение, с которым бедному ученному, не в силах было совладать. И когда он явился с букетом хризантем, который он держал у себя за спиной, в приемной эмоции с новой силой захлестывали его, и дрожь в руках ему уже не в силах было унять. Он подошел к столу Маши Зарудной, которая, в это время, наклонив голову и делая вид, что что-то пишет, стараясь не смотреть на вошедшего Коперника. Он небрежно положил цветы прямо на исписанный ею листок бумаги. Маша подняла голову, густо покраснела так, что веснушки спрятались на ее лице, как в маскировочной завесе солдаты на военных маневрах и открыла рот в немом вопросе, но, так и не смогла ничего сказать, так как Коперник уже скрылся за дверью кабинета Гаринова…
Из-за жары генерал Гаринов запретил Кразимову и Собинову снимать шлемы, сказав пилотам: – Сделаете это в автобусе. Друзья закивали головами в знак согласия, и все двинулись к автобусу. И только сейчас Гаринов заметил вереницу машин с техническим персоналом, которые стояли в стороне, дожидаясь своей очереди. К ним поспешил Коперник. Он дал им соответствующие указания. И техники принялись чехлить дисколеты и готовить их к транспортировке в ангар механосборочного цеха, расположенного на территории Байконура для выполнения технико-ремонтных и сборочных работ. Затем вернулся в автобус и всех четверых автобус увез из полигона… В кабинете Гаринова Коперник ожидал возвращения Кразимова и Собинова, для разбора полетов. В это время генерал из секретера достал рюмки и его любимый коньяк, налил в них ароматную жидкость со словами: -Теперь нам есть за что выпить. – Чокаясь с ученным.
– Я вот что хотел Вас спросить? – Коперник одним махом осушил рюмку коньяка и в ожидании уставился на ликующего Гаринова. Казалось генерал, только сейчас услышал слова Афанасия Петровича и посмотрел на него: – Так, что вы хотели там спросить?
Коперник покраснел, его рука, державшая рюмку, задрожала, он вздохнул и, как будто перед прыжком в холодную воду, набрав воздуху полную грудь, выпалил: – Позвольте просить у Вас руки вашей секретарши?
Гаринов выпучил на него глаза в полнейшем недоумении. Но на лице ученного ни тени улыбки, а только нечеловеческое напряжение и вопросительный взгляд в его серых глазах, ставших теперь почти синими.