Армейские байки (сборник)
Шрифт:
Случай в армии
Будешь тут у меня сидеть до конца своей жизни, я сегодня до семи дежурю.
Из армеизмов
Служил у нас один хохол. Звали его Серега, но для конспирации будем называть его, скажем, Грицько. Такой хохляцкий хохол. С хекающим хе, все как положено. Он даже слово «гюйс» выговорить не мог. Бывалоча пацаны говорят ему:
– Грицько, иди сюда, скажи «гюйс».
– Хуст!
– Гриня, не «хуст», а гюйс. Ну скажи: гю-ю-ю-юйс.
– Ну
В общем, такой вот Грицько. Но в принципе спокойный такой, тормознутый слегка паренек.
Ага.
И был с его же призыва один литоооовец, Эдмундас Ш. Но мы же конспирируемся, правда? Поэтому в этой рассказке я буду звать его просто Эдмунд. Тракторист с какой-то литовской деревни, сильнющий парень шо песдец. Причем по нему и не видно, что он сильный, – не качок никакой, среднего роста – но силищи в нем было, мама родная! В целом достаточно флегматичный, но если его разозлить – что было, впрочем, нелегко, – то можно было нехуевых пиздюлей огрести. Он однажды меня за камбузом, на уборке территории, уебал так, что я летел. В прямом смысле слова, как в индийском кине.
Повар потом рассказывал:
– Смотрю себе в окно, гляжу – Рома пролетает. Низенько так идет, видать, к дождю.
В общем, были они с Грицько уже дембелями, когда что-то между ними приключилось.
Уж и не знаю, как его тот хохол достал, но рассвирепел Эдмунд не на шутку. Взял Гриню в охапку, положил его на кровать, а голову засунул промеж прутьев и те прутья зажал.
Лежит Грицько на кровати, голова в спинке, а прутья разжать не может, потому как, что литовец согнул, то хохлу ни в жисть не разогнуть. В общем, лежит он так и орет благим матом. И ладно бы Эдмунда ругал, а он вместо этого себя жалеет:
– Сука ты, как ты можешь так поступать? Я же дембель! Я же, сука, дембель, а ты меня как душару дрочишь! Что же ты, сука, делаешь?
А Эдмунд, я же говорил, долго греется, но кипит сильно.
– Ах ты, блять, дембель? – отвечает. – Ты, сука, дембель? А где же твой дембельский чемодан?
А у нас дембеля уже чемоданы прикупили да и в каптерку спрятали. И тут как в том детском анекдоте про зайца, волка и медведя: «А где твоя кепка? А вот твоя кепка», – и крышкой от люка волка по башке.
Вот так и Эдмундас:
– А где твой дембельский чемодан? А вот твой дембельский чемодан!
Приносит чемодан, вытряхивает на палубу все содержимое, надевает Грине, зажатому меж прутьев кровати, на голову и закрывает молнию.
Знаете, советский такой коричневый чемодан с молнией, у которой с двух сторон два замочка посредине сходятся.
Представляете картинку?
Лежит Грицько на кровати, голова в прутьях зажата, а на голове чемодан надет, и оттуда, из чемодана, уже даже и не крики, а всхлипы раздаются. Причем он всхлипывает из жалости к себе, а мы все – от смеха. И Эдмунд такой злой ходит:
– Дембель он, блять.
Гриню мы, конечно, освободили, так он схватил столовый нож – тупой такой, с закругленным концом – и с этим ножом стал за Эдмундом гоняться. А тот уже подостыл и просто со смехом убегал.
Помирились они или нет – уже и не помню, потому что вскоре настал у них дембель и больше я их и не видел.
Да и они друг друга, надеюсь, тоже.
И еще про армию
Живете как свиньи в берлоге.
Из армеизмов
А знаете ли вы, что, когда я служил в советской армии товарищем прапорщиком, я был первым военнослужащим из офицерского состава с сережкой в ухе. Причем не просто сережка, типа гвоздика, это было бы еще полбеды. У меня висел здоровенный такой крест, как у Джорджа Майкла на фотографии, которую напечатали в журнале «Ровесник».
Конечно, на построениях я ее снимал, но в другое время рассекал по дивизии с этим артефактом в ухе, вызывая крайне неоднозначную реакцию других офицеров от «пидор» до «ни хуя себе!». Вообще, эпатаж у меня тогда был в крови. Сейчас как-то поиздохся уже. Да и эпатировать некого, все уже ко всему привыкли.
Михаил Шервуд
Стрельба в падении
Подполковник Суворов был дерьмом.
Факт этот никем не оспаривался, а полковые офицеры объясняли поведение Суворова просто: «отсиделся в тылу», «не воевал», «фронт и не таких лечит».
Среди прочих «достоинств» Суворов имел хобби: он любил ходить в наряд дежурным по караулам, чтобы поиздеваться над солдатами. Зимой он «беседовал» со стоящим без полушубка постовым на темы устава гарнизонной и караульной службы, пока тот мог еще членораздельно отвечать. Весной и осенью, когда на постах полно луж, он давал постовому вводную: «Нападение на пост!» – чтобы солдат был вынужден плюхнуться пузом в грязную лужу. Дожидался щелчка затвора и давал отбой вводной.
Когда я простоял рядом с ним в шинелишке при минус тридцати с чем-то мороза до полного окоченения тела и мозгов (а он был, естественно, в полушубке), я понял, что не успокоюсь, пока не заплачу ему с избытком.
Но как? Ведь он выполняет уставные требования по проверке готовности солдата к «охране и обороне вверенного ему поста», а мы в данном случае охраняли склад боеприпасов дивизии. Тысячи тонн боеприпасов. Да и какая разница, на каком посту стоишь и в каком карауле. Он же за сутки все караулы обойдет, гадина.
Теоретически выход был. Надо было успеть начать стрелять прежде, чем он даст отбой. Тогда караул выскакивает по команде «Караул в ружье!», дежурная рота на брониках летит к караулу, подымают с койки генерала, а потом оказывается, что все это туфта и развлекуха подполковника Суворова. Все так. Только автомат за спиной, на предохранителе. Надо успеть, пока падаешь в эту лужу, начать стрельбу в падении. И сделать это уверенно, за секунды. И так и этак пробовал – не получалось. Что же, так и буду плюхаться рожей в грязную лужу, чтобы эта тварь радовалась?!