Арминэ
Шрифт:
Здесь девочка слезла с велосипеда и сказала Коле:
— Ты подожди меня — я мигом.
Арминэ вошла в лавку. Коля, держа велосипед за руль, с любопытством заглянул сквозь пыльное стекло витрины внутрь. Но солнце так ослепительно сияло на улице, что он ничего не увидел внутри. Скоро Арминэ вышла с двумя плоскими овальными хлебами под мышкой. Она достала из кармана авоську и протянула Коле.
— Подержи-ка, я положу туда хлеб.
Коля, выпустив из рук руль велосипеда, взял протянутую авоську… и в ту же секунду раздался страшный треск: стекло витрины, пробитое упавшим велосипедом, со звоном посыпалось на землю. Мальчик от неожиданности
— Эй, люди, почему не зовете милиционеров? Пусть они схватят этих хулиганов! Милицию сюда, милицию! — кричала она. — Вай, кто мне теперь заплатит за стекло? Кто? — хлопая себя по бедрам, причитала она. — Ведь только на той неделе вставили новое стекло, три рубля мне это стоило! Но в этот раз я не собираюсь платить из своего кармана. И не подумаю. В этот раз пусть расплачивается тот, кто разбил!
И Сусанна, уперев руки в бока, просверлила своими круглыми, как черные точки, глазками сначала Арминэ, потом остановила их на испуганном лице мальчика, достававшего в эту минуту велосипед из разбитой витрины.
— Кто разбил стекло? Кто? Ты? — спросила она по-армянски. Она говорила такой скороговоркой, что мальчик, не поняв вопроса, беспомощно посмотрел на Арминэ: он понимал только медленную армянскую речь.
— Я разбила, я, — решительно вмешалась девочка. — Нечаянно…
— Ах нечаянно! — напустилась Сусанна на девочку. Она яростно уставилась на Арминэ, будто радуясь представившейся возможности свести с ней старые счеты. — Так я и поверила тебе, что ты разбила нечаянно! Будто я тебя не знаю! Ты нарочно это сделала, нарочно, назло мне. Но ты мне, негодница, за это ответишь, ты мне в милиции ответишь за это! — Она стала трясущимися руками запирать лавку.
— Честное слово, я не нарочно, — оправдывалась Арминэ. — Вот, возьмите деньги и вставьте новое стекло. — Девочка достала из кармана сдачу от пяти рублей и протянула разъяренной продавщице. Но Сусанна, словно не замечая протянутых ей денег, крепко схватила Арминэ за кисть и с угрозой сказала:
— Нарочно или не нарочно — в милиции разберутся! Там ты мне за все ответишь, гадкая девчонка! — И она пошла, таща за собой упиравшуюся Арминэ. Коля бросился было к ней на помощь, но внезапно остановился, обвел умоляющими глазами присутствующих, словно призывая их защитить Арминэ.
— Послушай, Сусанна, — вдруг вмешался пожилой мужчина в серой кепке, низко надвинутой на глаза, — девочка тебе хочет заплатить за нечаянно разбитое стекло, верно? Чего тебе еще надо? И вообще, с чего ты взяла, что она это сделала нарочно? Ведь мог же велосипед упасть на витрину и пробить стекло?
— Конечно, это уже не раз случалось! — кто-то из толпы поддержал мужчину в серой кепке. — Надо перед витриной сделать металлическое ограждение.
Пожилой мужчина вызволил Арминэ из цепких рук Сусанны, взял у Арминэ деньги и сунул их в карман Сусанниного
— На, возьми деньги и отпусти детей домой.
Сусанна продолжала недовольно ворчать, но ее пыл несколько поугас.
— В самом деле, Сусанна, — вмешалась одна из покупательниц, — тебе же заплатили за разбитое стекло, чего же еще?..
— Да ведь она назло мне это сделала! — упрямо повторила продавщица, глядя на Арминэ зло, почти с ненавистью. — И ее за это надо наказать!
— Вай, опять она за свое! — досадливо поморщившись, сказал мужчина в кепке. — Ради бога, успокойся и открой лавку — вон у тебя сколько покупателей собралось. — Потом он обратился к Арминэ и Коле: — А вы отправляйтесь домой и больше не ставьте велосипед у витрины, хорошо?
— Ну и злая же эта тетка! — воскликнул Коля, когда они отъехали на велосипеде от лавки. — Сильно ругалась, правда?
— Да ну ее! Не обращай внимания, — ответила Арминэ. — Она всегда ругается… Между прочим… — вдруг вспомнила девочка о своих обязанностях гида, — эту женщину зовут Сусанна, у нее самый длинный нос в городке, и ее самое любимое занятие — это совать его в чужие дела.
Они свернули на главную улицу, поехали дальше — к Дому культуры. По дороге Арминэ то и дело встречались знакомые, с которыми она приветливо здоровалась. Проезжая мимо дома бабушки Ашхен, девочка вдруг заметила над двором старухи дымок, который, словно колыхавшаяся веревочная лестница, вертикально поднимался в тихое безоблачное небо.
— Это, наверное, бабушка Ашхен разожгла свой тонир, — сказала Арминэ Коле, показывая на дымок.
И тут она рассказала мальчику про старуху Ашхен, которая в отличие от остальных поселян, за какие-то пятнадцать-двадцать лет превратившихся в горожан, жила по-крестьянски и таким образом стала чем-то вроде достопримечательности городка.
— А что такое тонир? — спросил Коля.
— А это такая печка, врытая в землю, в ней пекут хлебцы и лаваши.
— А лаваш что такое?
— Это тоже хлеб, но тоненький-тоненький. Как бумага.
— Блины, что ли?
— Да что ты? — рассмеялась Арминэ. — Они же величиной с полотенце. Хочешь посмотреть, как их пекут?
— Хочу.
— Тогда поехали к бабушке Ашхен.
Когда Арминэ и Коля, прислонив велосипед к забору, вошли к старухе во двор, дым уже перестал виться из отверстия похожего на колодец тонира. А бабушка Ашхен, сидя у его края, пришлепывала деревянной, обтянутой толстым холстом лопаткой тонкое раскатанное тесто к раскаленным стенкам.
— А, Арминэ-джан, это ты? — Старуха улыбнулась девочке беззубым ртом. Она говорила невнятно. — Кого ж ты в этот раз привела? Хочешь посмотреть, как я пеку лаваш? — спросила она Колю. Тот кивнул.
— Это племянник тети Гали, нашей соседки. Приехал из Краснодара. Он немного говорит по-нашему…
— Племянник той самой, на которой женат сын старухи Нвард?
— Да.
— И он умеет говорить по-нашему?
— Немного, — сказал по-армянски Коля.
— Молодец! — похвалила его старушка.
Бабушка Ашхен снова принялась печь лаваш. Девочка и мальчик наклонились над тониром, но тут же отпрянули: их словно обожгло горячим воздухом, поднимавшимся вверх от большой кучи раскаленных углей, красневших на дне земляной печи. Вкусно запахло свежеиспеченным хлебом.