Армия Трясогузки
Шрифт:
Унтер разорвал начатое донесение: пьяный старик — не происшествие, а то, что убили его, — сам виноват. Ещё раз обругав серятиной солдата, стрелявшего в Карпыча, унтер ушёл в свою комнатушку. Но спать в ту ночь ему так и не удалось. Только он лёг, не разуваясь, на скрипучую кровать, как где-то у ворот склада раздался новый выстрел.
На часового, охранявшего ворота, из темноты и снега, кружившегося над дорогой, надвигалось что-то огромное, бесформенное. Пятясь, солдат лихорадочно дёргал застрявший затвор винтовки.
— Дяденька! Не стреляй! — зазвучал в темноте голос
— Не стрелять! — приказал часовому подбежавший унтер-офицер.
Солдат уже и сам опустил винтовку: он узнал циркового слона. Оло знали уже все.
— Заворачивай его! Заворачивай! — проревел унтер. — Сюда нельзя!
Цыган сидел на слоне и прокричал в ответ:
— Его не завернёшь! Он больной! — а потише мальчишка повторял: — Вперёд, Оло, вперёд!
Тихой рысцой слон добежал почти до самых ворот и, повинуясь лёгкому хлопку Цыгана, свернул влево на сторожевую тропу и затрусил вдоль проволочного забора. Сзади у ворот продолжали шуметь и кричать, но уже не зло, а скорее шутливо, сочувственно:
— Ноги ему не отморозь!
— Слева болото — не завязни!
Зычно на всю линию постов гаркнул унтер:
— По слону не стреля-а-ать!
Увидев штабеля ящиков, Цыган размахнулся и перебросил мину через забор под навес.
— Быстрей, Оло, быстрей!
Ни Трясогузка, ни Цыган не знали, когда должен сработать часовой механизм. Освободившись от страшного груза, мальчишка лёг на спине у слона и нетерпеливо постукивал кулаком по шершавой коже.
— Быстрей, быстрей, Оло!
Болото слева кончилось. Цыган заставил Оло свернуть с тропы на снежную целину. Забор склада остался сзади.
— Вперёд, Оло, вперёд!
На голове слона была огромная шапка-ушанка, на спине — ковровая попона, на ногах — меховые унты. Он бежал, оставляя на снегу широкие круглые вмятины…
НА СТАНЦИИ АГА
От Читы до станции Ага четыре часа езды. Вместо вокзала деревянный приземистый дом, похожий на длинный барак, три-четыре десятка изб по ту и другую сторону железнодорожного пути, на отлёте заколоченный склад купца Митряева — вот и вся станция. Три колеи: две основных, а третья вела в тупик. Здесь стоял изрешечённый пулями и осколками эшелон с красными крестами на стенах теплушек. В конце состава — пассажирский вагон. В нем размещалась охрана эшелона, пригнанного сюда по личному распоряжению подполковника Свиридова.
С недавнего времени на станции появилась и четвёртая колея. Она отходила от основного пути и заканчивалась в лесу. Это была стоянка бронепоезда. Сейчас колея пустовала. Бронепоезд подтянули к Чите. В лесу остались землянки и блиндажи. За лесом начиналось болото с густыми островками камыша, с чёрными зловещими окнами стоячей воды.
Как и все станции от Читы до маньчжурской границы, Ага была хорошо укреплена. Две роты семеновцев жили в избах, в землянках, вырытых вдоль железнодорожной насыпи. Патрульные дрезины с пулемётами днём и ночью разъезжали по дороге. Охранялись все подступы к станции. Только в лесу, на пустовавшей стоянке бронепоезда, не было часовых. Се-меновцы
Гарнизон станции отупел от однообразной караульной службы, от томительного предчувствия надвигающейся беды, Солдаты потихоньку воровали с митряевского склада листы железа и обменивали их у местных жителей на самогон. Офицеры собирались в грязном буфете, пили, ссорились, играли в карты.
Приезд подполковника Свиридова с адъютантом и господином Митряевым был для офицеров неожиданным и приятным сюрпризом. Платайс намёкнул, что офицеры могут рассчитывать на ужин, и попросил выделить людей для погрузки железа в вагон.
Платайс и Свиридов приехали в шестом часу утра, а в девять телеграф принёс известие о взрыве склада с боеприпасами в Чите. На подполковника это подействовало самым удручающим образом. Он не сдержался и сказал адъютанту при Платайсе:
— Плохо… Нервы сдают… Кажется, что кто-то стоит за спиной, вмешивается, диктует свою волю… Документы… Теперь этот склад…
— Документы? — спросил Платайс.
Свиридов уже взял себя в руки и заговорил о другом:
— Не хотите ли отправиться со мной на экскурсию?
Платайс недоверчиво улыбнулся.
— Едва ли здесь найдётся хоть что-нибудь примечательное!
— Как вам сказать… Я боюсь, что вы уедете в Японию, так и не повидав настоящих красных.
— Есть пленные?
— Целый эшелон… Пойдёмте?
— Любопытно! — воскликнул Платайс, хотя никакого любопытства не чувствовал.
Этот визит был очень опасен. Подполковник мог раскрыть секрет эшелона. Да и бойцы диверсионного отряда — люди решительные. Пристукнут Свиридова, а заодно и Платайса. Ведь никто не знает, что за гражданский тип пожаловал к ним в гости.
— А не опасно? — спросил Платайс.
— Гарантирую! — небрежно ответил подполковник.
В сопровождении адъютанта они вышли на пути.
Выстроившись в длинную цепочку между складом и железной дорогой, солдаты грузили в вагон железные листы.
— С вас причитается, господин Митряев! — крикнул унтер-офицер, руководивший погрузкой.
— Будет! Будет! — обещал Платайс. — Когда кончите, загоните вагон на ту ветку! — он указал на колею, уходившую в лес. — Подальше, чтоб никому не мешал!
— Не извольте беспокоиться! — обрадовался унтер и подбодрил солдат:
— Шевелись! Шевелись!
«Глупец! — подумал о Платайсе Свиридов. — Тебе бы бежать отсюда без оглядки, пока бои не начались, а не с железом возиться!»
К санитарному эшелону подавали маневровый паровоз. Вступал в силу план Платайса. Железнодорожники из подпольной группы сумели добиться от коменданта станции разрешения на перегонку эшелона из тупика на пустовавшую лесную колею. Там должны оказаться рядом и вагон с железом, и диверсионная группа. Вечером бойцы вместе с охраной эшелона, состоявшей из переодетых в семеновскую форму партизан, сгрузили бы листы железа и проложили бы через болото железную тропу, обеспечив безопасный и незаметный проход на станцию дополнительного партизанского отряда.