Арногаур

Экипаж «Стрыгоры» напал на Эрека, когда тот мочился. Завтра стало бы уже слишком поздно — потому что завтра начиналось сражение, — и они хотели успеть до зари. Всё нужно было сделать сегодня ночью, и незаметно.

Добраться до него в самом сердце лагеря оказалось непросто. Членов экипажей распинали за междоусобные убийства, поэтому они не могли просто перерезать Эреку глотку и надеяться, что тело не найдут.

Если бы имелась возможность прикончить его на поле боя, всё закончилось бы уже год назад. Кроме того, если бы они взяли и у всех на виду прошли за будущей жертвой по лагерю из колючей проволоки и прессплит, это наверняка вызвало бы подозрения. К месту убийства надлежало пробраться, не привлекая внимания, и точно так же уйти оттуда, закончив дело.

Повсюду торчали часовые — стражники с прижатыми к груди грязными лазганами и внимательными, недоверчивыми взглядами. Стражники, которые становились твоими братьями лишь на поле битвы, сейчас с радостью вздернули бы тебя и оставили висеть, если бы поймали на нарушении законов Договора.

Чтобы добраться до Эрека, члены экипажа «Стрыгоры» воспользовались долгим и хлюпающим путем по сточным канавам у западного края лагеря, до колена промочив штаны в мерзкой жиже. В руках, отмеченных священными шрамами, они держали ритуальные ножи, а лица скрывали под гротескными, искаженными медными масками. Подготовившись таким образом к деянию, они отправились за добычей через застоявшиеся полужидкие отходы нескольких тысяч мужчин, женщин и чудовищ.

Убийцы выросли из темноты, выбрав момент, когда Эрек был сильнее всего занят делом, и, чтобы обошлось без криков, накинули ему на шею удавку — мокрый ботиночный шнурок. Кожаная бечевка туго стянула глотку жертвы ниже ощерившейся маски, лишая права на последние слова. Поросячьи глазки под бронзовой личиной панически расширились, и тени принялись кромсать добычу.

Первый нож вошел в спину Эреку, мгновенно разрезав позвоночник; это ощущалось не поцелуем острой боли, а тошнотворным, ледяным давлением на хребет. Второй клинок вонзился в живот под неудачным углом, и смертельного удара не вышло — ворочая ножом, убийца лишь криво рассек желудок жертвы. Первый клинок парализовал Эрека, второй выпотрошил; нападающие одновременно душили и резали его.

Добыча осела в хватких руках нападавших, скользкие мотки кишок вывалились мокрой грудой на ноги людям, явившимся прикончить её.

Ножи не прикончили Эрека, и экипаж «Стрыгоры» удерживал его в губительных объятьях. Из кривозубых ртов убийц вырывался шипящий смех; тихими, убаюкивающими голосами шепча в скрытое под маской лицо, они даровали жертве смерть от удушения.

Как только добыча затихла, прекратив бессмысленные попытки вырваться, убийцы приготовились безвозвратно погубить её плоть. Они так спешили, что не могли ждать разложения — мясо следовало опоганить сейчас же. Мертвецы, в самом деле, открывали свои тайны, и яркая фраза, утверждающая обратное, воплощала одно из величайших заблуждений в Галактике.

Поэтому они прошлись ножами по безжизненным глазам Эрека, и лишь затем сбросили оскверненный труп в сточную канаву.

Убедившись, что хотя бы этот мертвец не откроет тайн, члены экипажа «Стрыгоры» снова залезли в грязь и, крадучись, отправились обратно той же дорогой.

Последнее странствие Эрека оказалось неторопливым и степенным. Он почти полчаса дрейфовал лицом вниз по мерзкой, неглубокой реке, пока его тело наконец не вытащили из вонючей жижи неуклюжие руки и скрипучие клешни двух опоганенных сервиторов. Киборгизированные рабы выволокли труп на сухой участок и, разглядев рудиментарным зрением шрамы на ладонях мертвеца, немедленно отправили призывные сигналы. Пустые, едва наделенные разумом мозги сервиторов отреагировали на единственный распознаваемый ими грех: в Кровавом Договоре убили своего!

Был призван Наутака-арногаур.

Наутака присягнул Кровавому Договору за четыре года до того, как ступил на этот отравленный, пропащий мир. Как и все элитные воины Урлока Гаура, он стал частью Договора, проведя ладонью по шипам на броне архонта, разрезав кожу и оставив кровавый след, служивший и обещанием, и подношением.

Но, в отличие от большинства клянущихся, арногаур в тот момент смотрел повелителю в глаза. Больше того, он взирал на архонта сверху вниз. Несмотря на многочисленные дары и благословления свыше, Урлок Гаур, Владыка Кровавого Договора, оставался человеком. Наутака — нет.

Сейчас, закрывая глаза, он представлял вязкую полосу своей крови, пересекавшую нагрудник архонта. Наутака знал, что никогда не забудет, как она блестела на кованом бронзовом символе, укрепленном на доспехе Владыки. Помнил арногаур и о песнопениях стоявших рядом Красных Жрецов. Облаченные в стихари, по виду напоминающие фартуки мясников, они стенали на божественных языках, лишенных смысла для смертных умов. Некоторые фразы заставляли вспомнить о награкали, наречии бывших братьев Наутаки, но и он улавливал значение лишь одного слова из десяти. Если этот язык и был родственной ветвью награкали, то прогнившей у основания и упавшей далеко от своих корней.

Арногаур мог даже возродить в памяти аромат той ночи — жилистую, вязкую сладость свежей смерти и жизни, принесенной в жертву. Так пахла улыбка бога.

Наутаке суждено было стать арногауром — тем, кто поклялся стать частью Договора, но остаться в стороне от дисциплинированных человеческих легионов. Подобный удел обрадовал его, и радовал до сих пор.

"Кровь для Кровавого бога!" — вот что Наутака посулил тогда архонту.

Арногаур смотрел на труп, не обращая внимания на смрад, поднимающийся от иссеченных останков Эрека. Другие солдаты Кровавого Договора, настоящие поклявшиеся люди, стояли вокруг великана и тела, изучаемого им. Наутака приказал им расходиться, кратко махнув рукой в латной перчатке, и сочленения силового доспеха издали хриплое механическое урчание. Как и остальные воины Договора, арногаур носил тусклую, тёмно-красную броню, окрашенную как привычным способом, так и в кровопролитных битвах, а также инкрустированную медными рунами, которые символизировали бдительный взгляд Кровавого бога. Но, если доспехи людей представляли собой металл, закрепленный на ткани, некую имитацию бронежилетов Имперской Гвардии, то Наутака с головы до ног был облачен в керамит, откованный во времена юности Империума.

На его наплечнике красовался новый символ: храмовый мир Хагия[19], выполненный в освященной бронзе и зажатый в смыкающихся челюстях цвета слоновой кости.

Вид мертвого офицера указывал на досадный факт: люди, даже ставшие частью Кровавого Договора, остаются зажатыми в тисках суеверий. Впрочем, вымачивание в отхожей канаве действительно испортило его кровь, а глаза были удалены полностью. Поводом для обоих деяний стали племенные поверья Сангвинарных Миров, где, вслед за великими предзнаменованиями и мрачными, кровавыми пророчествами, зародился Договор. В крови человека хранилась правда его жизни от колыбели до могилы, а в глазах застывало последнее, увиденное им перед смертью. Подобные суеверия встречались в Кровавом Договоре даже сейчас, десятилетия спустя.

Наутака не собирался разубеждать солдат в их притягательно старомодных заблуждениях. Не желая приниматься за работу в окружении многочисленных любопытных свидетелей, он поднял труп за свалявшиеся волосы и перекинул через плечо. Мерзкие вялые струйки потекли по доспеху арногаура, но тот не обратил на это никакого внимания, сосредоточившись на деле.

Кровь и глаза могли оказаться бесполезными, даже если бы убийцы оставили их для аккуратного исследования на острие ножа. Оставшись с телом один на один, Наутака собирался вытащить гладий, закрепленный на наголеннике, и оскальпировать несчастного придурка.