Аромат колдовской свечи

Калинина Наталья Дмитриевна

– Нет, спасибо. Ты мне и так помогла. А сейчас мне бы хотелось побыть одной.

– Будь осторожна, – попросила Ника, опасаясь не столько за то, как Лера будет вести машину (выпила она совсем немного), сколько за ее предстоящую поездку в глубинку.

– Не волнуйся! Я же не одна поеду, а с братом, – правильно угадала ее волнения Валерия.

Проводив гостью, Ника вернулась на кухню, где они с Лерой недавно беседовали за рюмкой чая, вылила в свой бокал остатки вина и залпом выпила. Грусть Валерии передалась и ей. К месту или не к месту вновь подумалось об Андрее, и тоска навалилась многотонной тяжестью, хоть она, конечно, ни в какое сравнение не шла со страданиями Лерочки Сосновских по умершему возлюбленному.

Нике

вспомнился промозглый ноябрьский день десять лет назад, радостный для ее близких, но траурный для нее самой. День, когда Андрей с Лилькой обменивались кольцами, а она хоронила надежды и мечты, скрывала слезы и запирала на семь замков свою любовь. Нет, она держалась изо всех сил, и казалось, не было на свадьбе человека веселее и беспечнее ее. С неиссякаемой энергией она помогала Ольге украшать банкетный зал воздушными шарами и плакатами. С улыбкой выстояла церемонию в загсе и нашла трогательные слова поздравления. С задором кричала «Горько!» молодоженам. Громко смеялась шуткам тамады, лихо отплясывала в кругу гостей и не пропустила ни одного конкурса. И никто, включая ближайшую подругу Олю, не догадался о ее истинном настроении. Она же, смеясь и шутя, чувствовала себя Русалочкой из небезызвестной сказки, которой каждый шаг причинял муку. Она мечтала быть Золушкой, но не в ее честь был этот бал, не она красовалась в воздушном и взбитом, как сливочный крем, белоснежном платье, не ее под руку вел Принц, о котором она мечтала ночи напролет, не на нее смотрел светящимися от счастья и восхищения глазами. Ее веселье на свадьбе Андрея, такое отчаянное, бравое, безбашенное, было подобно агонии. И какое счастье, что никто об этом не догадывался. На второй день она так и не смогла пойти, страдая от «духовного похмелья», как метко бы выразилась Ольга, если бы догадывалась об истинных чувствах своей подруги. Так и пролежала весь день в кровати, безучастно отвернувшись к стене и не имея сил даже на слезы.

Все эти десять лет Ника тщательно обходила в воспоминаниях тот день, будто опасный обрыв, но сегодня, сбившись с пути под влиянием Лерочкиного горя, опрометчиво зашла на запретную территорию. Неверный шаг – и она рискует скатиться в пропасть старого отчаяния.

Чтобы отвлечься от мыслей об Андрее, Ника решила еще раз просмотреть отрывки из романа Эдички: и те, которые ей передал приятель, и те, которые вчера принес курьер.

Но только она собралась сходить в комнату за конвертом, как свет неожиданно мигнул и погас. Квартира полностью погрузилась в густую и чернильную, как смородиновое варенье, темноту.

– Здравствуйте, приехали, – проворчала девушка. Короткого взгляда в окно оказалось достаточно, чтобы понять: свет отключили во всем районе. Похоже, случилась какая-то авария, а значит, предсказать, когда включат свет, сложно. Припомнив, что на Новый год сотрудники надарили ей целую коллекцию свечей в виде снеговиков, Дедов Морозов и разных зверюшек, девушка, пользуясь подсветкой мобильного телефона, исследовала полки кухонного шкафа и в комнате серванта. Но ничего найти не удалось: видимо, убирая квартиру, выкинула все эти штучки за ненадобностью. Как жаль! О том, что ненужные сувениры могут пригодиться в подобной ситуации, она тогда не подумала. Мама обязательно бы сказала, что она – никчемная хозяйка, неэкономная, недальновидная, безалаберная. И на этот раз Ника с ней согласилась бы.

Нет более бесполезного способа провести время, чем сидеть в одиночестве в темной, лишенной электричества квартире. Мало радости. Ника уже решила было отправиться в постель и попробовать уснуть, как вдруг вспомнила о недавней находке – свече, случайно захваченной из дома, где они со Стасом останавливались на ночлег. Вскочив со стула, девушка метнулась в ванную и отыскала среди грязного белья ту кофту, в карман которой сунула свечу, намереваясь позже выбросить. Хвала ее рассеянности и забывчивости! Свеча до сих пор лежала в кармане.

Ника установила свечу в чашку и зажгла. Света от маленького пламени было совсем немного, но все же при нем можно было читать. Ника села за стол, вытащила конверт и выложила перед собой лист с одним из двух «вчерашних» отрывков.

«… – Слыхал, в Варварихе несчастье какое приключилось, – сказал вместо приветствия гость, входя в избу. Мальчик уже не раз видел этого мужика – невысокого, хромого на обе ноги (старик однажды сухо поведал, что ноги тот переломал, когда чинил крышу своей избы и неудачно свалился с нее), кудлатого, как собачонка, с маленькими черными глазками, напоминающими двух блестящих жучков. Звали гостя Сенька, и он не раз приходил к старику за настойками от болей в заживших, но ноющих на погоду ногах.

Мальчик, который в углу корпел над книгой, по слогам читая отмеченный стариком текст, услышал про несчастье и навострил уши. Он любил слушать, что говорят местные. Все его общение сводилось к редким разговорам с немногословным стариком, поэтому новости, которые приносили гости, всегда вызывали интерес.

– А что так? – равнодушно спросил старик, протягивая Сеньке темный пузырек с настойкой.

– Да девка у Старостиных того, померла минувшей ночью.

Сенька скорбно вздохнул и почтительно склонил кудлатую голову. Мальчик, уже не скрывая любопытства, повернулся к говорящему. Настю Старостину он знал: видел пару раз в деревне, куда старик посылал его к бабке Козловой за самогоном для настоек. Анастасия была признанной красавицей, зрелой и сочной, как августовское яблоко, с медовой кожей, толстой темно-русой косой до пояса, с алыми, как свежая рана, губами, здоровым румянцем во всю щеку и насмешливыми серыми глазами. По слухам, она собиралась замуж за «городского» – худосочного, болезненного вида юношу, который на фоне по-деревенски крепкой и румяной девушки выглядел совсем уж анемичным и бледным. Вдобавок жених слегка заикался и носил круглые очки, которые особо раздражали местных парней. Деревенские женихи, отвергнутые Настасьей, не раз собирались побить городского, да только почему-то так и не решились.

– Отчего померла-то? – спросил старик. – Помню я Настасью, здорова ж была.

– Да в том-то и дело! – обрадовался Сенька, будто и ждал этого вопроса, чтобы поделиться сплетнями. – Здорова! Вот голову-то все и ломают, что с девкой приключилось. Нашли ее в заброшенной кузнице и… – Тут Сенька заговорщицки понизил голос, и мальчик, чтобы не пропустить ни одного слова, вытянул шею и даже приоткрыл рот. – Срам-то какой… Была она абсолютно голой. – Сенька, произнося последнюю фразу трагическим шепотом, многозначительно приподнял кустистые брови и сделал театральную паузу.

– Обесчестили? – предположил старик, и мальчик нетерпеливо заерзал в своем углу, сгорая от жадного любопытства.

– Похоже на то, – с готовностью подтвердил Сенька. – Гадают только, по своей ли воле она пошла в кузницу или ее туда заманили? Сторожа Михайлу арестовали, потому что нашли его валяющимся пьяным неподалеку от того места. Да только, говорят, зря его обвиняют: Михайлу уже давно не девки интересуют, а выпивка. Скорей всего он от старухи Козловой, самогонщицы, мимо кузницы шел, упал и уснул. Да разве докажешь! Михайла-то и как его звать не помнит, а уж про то, что случилось ночью… Настасья-то померла, как и другие девки…