Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)
Шрифт:
– Во-первых, Херлок Шолмс, – уточнил Деван. – Если только его не опередит Арсен Люпен… Что вы об этом думаете, Вельмон?
Вельмон встал и, положив руку на плечо Девану, заявил:
– Я думаю, что в сведениях, содержащихся в вашей книге и в экземпляре, хранившемся в Национальной библиотеке, не хватает чрезвычайно важной детали. Но сейчас вы любезно сообщили ее мне. Благодарю вас.
– И что это означает?
– Это означает, что когда топор повернется, птица взлетит, а дважды шесть будет двенадцать, мне останется только взяться за дело.
– Не теряя ни минуты.
– Не теряя ни секунды! А почему бы этой ночью, то есть до приезда Херлока Шолмса, мне не ограбить ваш замок?
– Действительно, почему бы вам не воспользоваться моментом? Разрешите мне подвезти вас?
– До Дьеппа?
– До Дьеппа. Я воспользуюсь случаем и сам встречу господина и госпожу д’Андроль и дочь их друзей, которые приезжают сегодня поездом в полночь. – Обращаясь к офицерам, Деван добавил: – Впрочем, завтра мы встретимся здесь за обедом, не правда ли, господа? Я очень рассчитываю на вас. Завтра в одиннадцать часов ваши полки должны окружить замок и взять его приступом.
Приглашение было принято. Через несколько минут «Золотая звезда 20–30» мчалась по дороге в Дьепп, увозя с собой Девана и Вельмона. Деван высадил художника около казино, а сам отправился на вокзал.
В полночь его друзья сошли с поезда. В половине первого автомобиль въехал в ворота Тибермениля. В час после легкого ужина, поданного в гостиной, все разошлись. Постепенно гасли светильники. Мертвая ночная тишина окутала замок.
Но тут луна вышла из-за закрывавших ее туч и залила гостиную белым светом. Это продолжалось лишь мгновение. Очень скоро луна скрылась за грядой холмов. Вновь стало темно. В густом мраке тишина казалась зловещей. Лишь время от времени тишину нарушали поскрипывание мебели или шум тростника, который рос в зеленой воде пруда, омывавшего старые стены.
Часы отсчитывали бесконечную вереницу секунд. Вскоре пробило два часа. Потом вновь в тягостной ночной тишине быстро и монотонно потекли секунды. Пробило три часа.
И вдруг что-то щелкнуло. Так бывает, когда при проходе поезда диск светофора открывается, а потом сразу же закрывается. Тонкий луч света пересек гостиную, словно стрела, оставив за собой сияющую дорожку. Луч вырвался из центральной каннелюры пилястра, на который справа опирался фронтон книжного шкафа. Сначала луч застыл на противоположном панно, словно яркий круг, потом пошарил по сторонам, как тревожный взгляд, впившийся в темноту, и наконец исчез, чтобы вспыхнуть еще раз, когда часть книжного шкафа начала поворачиваться вокруг своей оси, открывая огромное сводчатое отверстие.
Появился мужчина, державший в руке электрический фонарь. За ним шли еще два человека, неся связку веревок и различные инструменты. Первый мужчина осмотрел комнату, прислушался и сказал:
– Позовите приятелей.
Этих приятелей, возникших из-под земли, оказалось восемь. Все здоровые парни с волевыми лицами. И они тут же стали перетаскивать мебель.
Действовали они быстро. Арсен Люпен переходил от одного предмета мебели к другому, осматривал и, в зависимости от размеров и художественной ценности, щадил или приказывал:
– Уносите!
И мебель уносили. Ее поглощало чрево земли через зияющую пасть туннеля.
Так исчезли шесть кресел и шесть стульев в стиле Людовика XV, гобелены Обюссона, жирандоли, на которых стояло клеймо Гутьера, два полотна Фрагонара, одна картина Наттье, бюст работы Гудона, статуэтки. Иногда Арсен Люпен останавливался перед великолепным ларем или восхитительной картиной и начинал сокрушенно приговаривать:
– Слишком тяжелый… Уж очень велика… А жаль…
И продолжал осмотр.
За сорок минут гостиная была «зачищена», как он выразился. И все это было сделано в безукоризненном порядке, без малейшего шума, словно все предметы, которые переставляли мужчины, были покрыты толстым слоем ваты.
Наконец Арсен Люпен сказал последнему, кто уходил, унося с собой часы работы Буля:
– Не стоит возвращаться, ведь мы уже договорились, не так ли? Как только все погрузите в грузовик, езжайте на ригу Рокфора.
– А вы, патрон?
– Оставьте мне мотоцикл.
Мужчина ушел. Арсен Люпен вернул на прежнее место подвижную часть книжного шкафа, затем, уничтожив все следы преступления и стерев отпечатки ног, приподнял портьеру и вошел в галерею, соединяющую башню с замком. Посредине галереи стояла стеклянная витрина, и именно из-за нее Арсен Люпен продолжил свои изыскания.
В витрине находились чудесные вещички. Это была уникальная коллекция часов, табакерок, колец, шейных цепочек, миниатюр изумительной работы. Пинцетом он вскрыл замок и тут же испытал невыразимую радость. Ведь теперь он завладеет всеми этими золотыми и серебряными украшениями, маленькими и столь хрупкими произведениями настоящего искусства.
Повесив себе на шею широкий холщовый мешок, специально подготовленный для этой добычи, Арсен Люпен наполнил его. Он также набил доверху карманы пиджака, брюк и жилета. Он уже положил руку на горстку жемчужных украшений для волос, которые так ценили наши предки и о которых в наше время мечтают все модницы… как вдруг до него донесся легкий шум.
Арсен Люпен прислушался. Нет, он не ошибся. Шум усиливался.
И вдруг он вспомнил. В конце галереи внутренняя лестница вела в апартаменты, которые прежде никто не занимал. Но сегодня вечером их выделили молодой особе, которую Деван встречал в Дьеппе. Она приехала вместе с его друзьями д’Андролями.
Арсен Люпен быстро нажал на кнопку фонаря и погасил его. Едва он подбежал к окну, как наверху лестницы открылась дверь и слабый свет осветил галерею.
Арсену Люпену показалось – поскольку он ничего не видел, спрятавшись за занавеской, – что кто-то осторожно спустился на несколько ступенек. Он надеялся, что человек не пойдет дальше. Но тот спустился, сделал несколько шагов по галерее и вскрикнул. Несомненно, человек заметил, что витрина разбита и на три четверти опустошена.
По запаху духов он понял, что это женщина. Ее одежда почти задевала занавеску, за которой прятался Арсен Люпен. Ему казалось, что он слышит биение сердца этой женщины, что она догадывается о присутствии человека у себя за спиной, в темноте, на расстоянии вытянутой руки… Он говорил себе: «Она испугалась… Она уйдет… Просто немыслимо, чтобы она не ушла». Но женщина не ушла. Свеча, дрожавшая в ее руке, застыла неподвижно. Женщина повернулась, мгновение поколебалась, словно вслушиваясь в пугающую тишину, а затем резко отдернула занавеску.