Артемка в цирке
Шрифт:
"Как же я попал сюда?
– подумал он.
– Не иначе, это больница".
Потом вспомнил, что лежал на вокзале под лавкой, и в испуге зашарил руками по кровати. К нему подошла женщина в белом заношенном халате, взяла его за плечи и положила на подушку.
– Тетенька, - сказал Артемка жалобно, - а где ж парча?
Женщина усмехнулась и покачала головой.
– Парча!
– сказала она шепотом.
– Придет же в голову такое!
Тогда Артемка закрыл лицо руками и заплакал. Женщина наклонилась, отняла руки и посмотрела в мокрое от слез лицо.
– Да ты, никак, очнулся?
–
– Очнулся, тетенька, - сказал Артемка всхлипывая.
– Так чего ж ты плачешь? Очнулся - значит, жить будешь.
– У меня, тетенька, парча пропала... Тут вот, под рубахой была. Парча и шагрень...
– Ишь ты!
– сказала женщина.
– А я думала, что ты бредишь. Ну, не плачь, может, она и не пропала. Вот придет кастелянша, мы ее и расспросим.
– Расспросите, тетенька, - попросил Артемка.
– Я вам за то штиблеты починю или еще что...
– А ну тебя!
– засмеялась женщина.
– Тебе и говорить-то, по правилам, не полагается, а тоже туда: "Починю!"
Утром пришла кастелянша и принесла парчу и шагрень.
Обрадованный Артемка спрятал сверток под матрац.
Через несколько дней его выписали.
ДЕД ШИШКА ЧУТЬ НЕ ЗАБЫЛ!
Худой и бледный приехал Артемка в свой город. Он сильно ослабел и раз десять отдыхал, пока добрался до будки. А тут еще ключ пропал - наверно, под скамейкой остался. Пришлось соседа Петровича звать, чтобы вместе замок отбить.
– Где ж это тебя носило?
– спросил Петрович.
– Лица на тебе нету.
– А вы не знаете?
– усмехнулся Артемка.
– Ведь вы же меня в Ростове за плечи трясли.
Петрович посмотрел, покачал головой и, ничего не сказав, ушел. Артемка лег на скамейку и заснул. Спал он до самого вечера. А перед тем как проснуться, видел сон. Очень приятный сон. Будто идет он по набережной, а рядом с ним Ляся, а на Лясе парчовые туфли. И Пепс тут же, с другого боку идет. Идет и совсем правильно - даже удивительно, как правильно!
– говорит: "Вот приеду в Москву и пришлю тебе письмо. А ты садись тогда в поезд и кати в Москву. И будем, брат, мы жить вместе. И учиться будем вместе". А Ляся все на туфли смотрит. А как услышала, что сказал Пепс, то тоже сказала:
"Видно, и мне надо ехать с вами, а то как бы Артемка без меня не заболел". И засмеялась. И тут все засмеялись и побежали к зеленой будке квас пить.
Проснувшись, Артемка зажег лампу и наскоро привел себя в порядок: умылся, пригладил волосы, почистился. Потом отрезал от газеты ленточку, чтоб было чем снять с Лясиной ноги мерку, и пошел к цирку.
Он шел и думал, что вот сейчас увидит Пепса. Пепс засмеется и, как маленького, схватит его на руки и подбросит вверх. А потом будет качать курчавой головой и ужасаться, слушая, в какой переплет попал Артемка в Ростове. А потом прибежит Ляся и тоже будет ужасаться. А может, Ляся уже кончила свой номер и ушла? Нет, не может быть: она всегда ждет Кубышку, а Кубышка выступает последним номером. Эх, жалко, денег не осталось, а то бы купить белую булку, колбасы и помидоров да у деда в комнате и закусить всей компанией! И что это за болезнь была такая, что теперь все есть хочется?..
Артемка повернул за угол и в недоумении остановился:
"Что такое? Не туда я попал, что ли?"
Обычно здесь, при повороте, в глаза падал яркий свет от фонарей, а теперь впереди была темнота. Но ведь это та самая площадь; посреди нее, заслоняя звездное небо, темнеет округлая громада цирка. Почему же так темно и пусто? Ни фонарей, ни лотков с леденцами и рахат-лукумом, ни мальчишек, что всегда здесь снуют, кричат и пересвистываются.
Артемка медленно двинулся вперед. Он был испуган. У него даже защемило в сердце. Он тихонько подошел к воротам цирка и стал всматриваться. На стенах по-прежнему висели афиши, но из-за темноты ничего нельзя было прочитать. Артемка налег на ворота. Ворота скрипнули, но не подались. Артемка постоял, подумал и пошел вдоль стены. В какие щели он ни заглядывал, везде была тьма, будто весь цирк засыпали углем.
Тогда Артемка вспомнил, что из дедовой комнаты наружу выходит небольшое окно. Обежав кругом, он взглянул вверх: прутья на окне слабо отсвечивали.
– Дед!
– крикнул Артемка обрадованно и застучал кулаком в стену.
– Кто там?
– сейчас же отозвалось из-за стены. Голос был далекий и глухой, но, безусловно, дедов.
– Дед, это я!
– еще больше обрадовался Артемка.
– Артемка, что ли?
– донеслось изнутри.
– Ну да, Артемка! Отворяй, дедушка, скорей!
– Так иди на задний ход. Чуешь, на задний! Я сейчас открою.
Дед вышел с фонарем, посветил Артемке в лицо и сказал:
– Вернулся? А я думал, так в деревне жить и останешься.
– В какой деревне? Что ты, дед! Я в больнице был.
– В больнице?
– удивился дед.
– Скажи на милость! Придумав, будто Артемка уехал к тетке в деревню, он до тех пор всех в этом уверял, пока и сам поверил.
– Дед, отчего это все позаперто и фонари потухли?
– А чего ж им гореть? Кроме меня, тут никого нету. А меня публика уже видела. Ей хоть заплати, к примеру, так она меня смотреть не захочет.
– Как это... никого нету?
– Артемка тревожно взглянул в дедово лицо.
– А куда ж они подевались?
– Актеры? А кто ж их знает? Куда-нибудь поехали, в другие цирки, значит.
– И...
– У Артемки перехватило дыхание.
– И Пепс уехал?
– Пепс? Пепс, брат, раньше всех отсюда подался... Да ты, я вижу ничего не знаешь. Ну, пойдем, расскажу тебе, пойдем в мою апартаменту.
По знакомому коридору, такому теперь пустому, они прошли в комнату деда и уселись на топчане.
– Видишь, какое дело, - сказал дед, - покуда ты ездил к тетке... или го... покуда, к примеру, болел, тут опять "Бульбу" ставили. Только на этот раз уже не Пепс Бульбу играл, а дядя Вася. А Пепсу роли не дали совсем. Да... Ну, Пепс, конечно, огорчился Ходит сам не свой. А тут еще ты пропал. Пойдет он, бывало, на базар, походит вокруг будки - и опять до меня: "Где Артиомка?" Вижу, человек волнуется, я и говорю ему:
"Уехал он, Артемка твой, к тетке в деревню уехал, а как она, деревня эта, называется, не помню". Да... А тут уже и борьба стала к концу подходить. Кальвини говорит Пепсу "Ты, говорит, не вздумай чего-нибудь выкинуть, а то ты совсем какой-то сумасшедший стал. Чтоб завтра у вас с Гулем была ничья. Будете бороться час, потом ты захромаешь и откажешься бороться".