Артист
Шрифт:
— Ты, Александр Игнатьич, не темни, — Сергей слегка сжал кулаки, положил на стол, — я загадок не люблю, и ребёнка непонятно в какую аферу не повезу.
— Ладно, — Меркулов нарочито вздохнул, отбил пальцами по столешнице короткую дробь. — Женщину помнишь? Ну которая в тебя три года назад стреляла и почти промахнулась. По глазам вижу, помнишь.
— Было дело, — не стал отпираться молодой человек, — сдал я эту гражданочку в отделение, а что дальше с ней случилось, не знаю, следователь так и не объявился, а в милиции сказали, что передали в районное угро. Какая-то сумасшедшая, приняла меня за другого.
— Я тогда в Москве работал, и попала эта дамочка прямо к нам, потому что паспорт у неё был французский. Ну а поскольку ты царапиной отделался, мы с ней строго побеседовали и отпустили. Ничего, кстати, не отрицала, сказала, что мстила за смерть мужа, которого ты, по её словам, оставил умирать в Харбине вместе с остальными
— Ошиблась, я же сказал.
— Конечно, — чекист усмехнулся, — во-первых, ты не такой и друзей в беде не бросишь, во-вторых, мы ведь уже выяснили, что вовсе не тот Сергей Олегович Травин, сынок штабс-капитана Травина Олега Станиславовича, а другой совершенно, полный однофамилец, из крестьян Сальмисского уезда. Вот только Гжицкая, она же мадам Руйоль, клялась, что тебя узнала, прямо-таки об заклад билась, а я её лично тогда допрашивал. Ну да ладно, дело прошлое, мало чего там пожилой женщине в голову взбредёт. Она, хоть за французом замужем, в эмигрантских кругах вращается, после того случая мы её привлекли к сотрудничеству, так что присылает нам иногда кое-что. Большей частью слухи всякие, кто там из великих князей по проституткам бегает, или какой новый тайный союз организовался «Меча и орала». Сведения в основном безобидные и малоинтересные, но бывают и существенные факты. К примеру, на Северном Кавказе, а именно на узловой станции Минводы, группа людей собирается из бывших. Чем конкретно они занимаются, мы пока не выяснили, но связан с ней вот этот человек.
На столе появилась фотография щеголеватого мужчины в военном мундире с одной полоской на погоне. Появилась и ударила Травина прямо в голову, резкая боль заставила закрыть глаза. Отработанным уже способом Сергей представил, что это просто изображение, а не бывший знакомый, и никакого отношения он к нему не имеет, но на этот раз голова на обман не поддалась.
— Капитан Федотов Виктор Николаевич, — Меркулов был занят своими мыслями и на реакцию Травина внимания не обратил, — родился в семье действительного статского советника в 1894-м, до революции служил в авиаотряде под Выборгом, военный лётчик, сбит в начале 1917-го, лежал в госпитале, потом некоторое время жил в Петрограде. Сейчас работает в почтовом отделении Пятигорска телеграфистом, через него наши недобитки с Парижем связь поддерживают. Подпоручик Травин, тот, который из благородных, с ним немного знаком, аэроплан ему чинил. От тебя, Сергей, многого не требуется, придёшь на почту отправить телеграмму, встретишь этого Федотова, поздоровайся, если узнает — от встречи не отказывайся, но и большого интереса не проявляй. Будет о ваших делах прошлых пытать, для достоверности я тебе несколько фактов подкину, ну и на амнезию сошлёшься. А потом невзначай сведёшь его с нашим сотрудником, и всё, отдыхай дальше, пей нарзан. Ну а если знакомства возобновить не пожелает, мы другие способы найдём нашего человека к нему приставить.
— Только поздороваться? — Сергей усмехнулся. — Я ведь и разговорить его могу подчистую, навыки имеются, всё расскажет, что помнит и что забыл.
— Если нужно будет, разговоришь, а пока делай то, что приказывают. Федотова не спугни, рыбка это мелкая, нам на крупную выйти надо, тут ювелирная работа нужна, а не шашкой махать и из пулемёта стрелять. Глядишь, через месяц-два вычислим настоящую контру и их хозяев. Или пшиком всё окажется, как знать. Вот, держи, здесь, в папке, приказы по авиаотряду, рекомендательное письмо авиаконструктора Вегенера в школу прапорщиков, несколько писем капитана Федотова невесте, фотографии офицерского состава, ну и о тебе немножко, то есть о тёзке твоём, — при этих словах чекист подмигнул Травину, — в основном писульки жандармов. В соседнем кабинете посиди, почитай, потом вернёшь. А завтра к Свирскому в окружной комитет зайди, отправляем тебя на лечение по линии РККА, всё как полагается для бывшего комвзвода и инвалида гражданской войны. Командировочные получишь лично у меня. Нашего человека узнаешь, он сам к тебе подойдёт и представится.
— Пароль скажет?
Меркулов задумался на секунду
— А что, может и пароль. Попросит разменять рубль пятаками, а ты скажешь, что у тебя только сорок шесть копеек. Запомнил?
— Запомнил. Как думаешь, мне Сомова с собой взять? — задумчиво сказал Травин, вставая. — Он поговорить мастер, всю душу вытянет.
Митрича он упомянул к слову, тот уже второй месяц после письма Лапиной сам не свой ходил.
— Нет, Сомова не бери, а то вы с ним дел натворите, вон, до сих пор расхлёбываем. Всё, недосуг мне с тобой болтать, постовой тебя проводит в кабинет, папку, как прочитаешь, мне верни и иди по своим делам, а через неделю чтобы как штык на вокзале.
Папку Сергей изучил за три часа, борясь с мигренью и воспоминаниями. Он очутился здесь, в этом времени, в 1922 году, в психиатрической
За несколько лет Травин научился приспосабливаться — он представлял, что всё, что вспоминает, произошло совсем с другими людьми, и боль уменьшалась. Неплохо помогали физические упражнения или чтение книг, они предупреждали приступ, а уж если он случился, иногда выручал массаж.
Поэтому после того, как Сергей положил папку на стол Меркулова, он отправился к Митричу в баню.
— Прости, командир, не могу, — костоправ крякнул, нажал Травину чуть ниже затылка так, что тот чуть не заорал от боли, в позвоночнике что-то угрожающе хрустнуло, — лечусь от дурных чувств и пропащей любви. Во-первых, спиртом, ты, брат, водку-то не пьёшь, а она вещество пользительное, очищающе на организм действует, ежели в меру и под хорошую закуску. А во-вторых, появился у меня кое-кто, дамочка из коммунхоза, вдова, между прочим. Клин, как говорится, клином.
— Не перетрудись, — улыбнулся Сергей.
— Обижаешь, меня на таких десятерых хватит, — Митрич надавил локтем на поясницу, — всё, от чего мы, значитца, не мрём, нас сильнее делает и здоровее. Это германский философ сказал, Фридрих Вильгельмович Ницше, умный, между прочим, человек, хотя и немчура поганая. Вот тебе факт интересный, от богатства ума впал в безумие, и помер сумасшедшим. А всё почему? Потому что всё чего-то сочинял, бедолага, и не отдыхал, вот прямо как ты. Так что езжай, Серёга, на курорты, хоть там и шарлатаны работают, а горный воздух и солнце, они лечат. Не так хорошо, как баня и травки, но тоже ничего, некоторым даже помогает. И машинку не забудь взять, в газетах читал, шалят там всякие до сих пор.
Травин, поразмышляв, в поездке находил с основном плюсы. Возможность уехать подальше от пустого дома Черницкой, от Нади Матюшиной, которая при встрече с ним переходила на другую сторону улицы и прятала глаза, от почтового отделения, где до сих пор витал дух убитой Глаши Екимовой, да и Меркулов не просто так начал напирать с благородным происхождением, знал, куда давить. То, что было в бумагах, прочитанных в оперотделе, в памяти отложилось и головной боли больше не вызывало, дело казалось пустячным, зайти в почтовое отделение и привлечь к себе внимание. Для этого Сергей поменял адрес подписки юмористического журнала «Пушка», три недели, которые предстояло провести на курорте, означали минимум три посещения местной почтовой конторы.
Так что 15-го сентября в пять вечера он и Лиза сели в поезд «Ленинград-Москва», и ранним утром следующего дня перетащили чемодан с Октябрьского вокзала на Рязанский, в купе поезда «Москва-Кисловодск», чтобы днём в понедельник, 17-го, оказаться в Пятигорске.
Глава 2
Глава 02.
Организованные клиенты санаториев, присланные профсоюзами в советскую здравницу, имеют чёткий распорядок отдыха. В семь тридцать они встают, приводят себя в порядок, делают зарядку и завтракают в соответствии с планом питания, разработанным под руководством профессора Певзнера в Институте курортологии. Потом начинается врачебная вакханалия, клиентов колют иголками, просвечивают радиационными волнами, бьют электрическим током, обмазывают грязью и заставляют дышать то одной ноздрёй, то другой. Затем трудящимся полагаются обед, прогулки на свежем воздухе в составе организованных групп, активные игры, полдник, чтение газет и полезная лекция. Заканчивается день ужином, прослушиванием радиопередач, стаканом тёплого молока и сном в общей комфортабельной палате. Через месяц здорового и отдохнувшего пациента сажают на поезд.