Артур Артузов
Шрифт:
Второй – худой, с впалыми щеками, глубоко посаженными мрачными глазами, с щеточкой усов, в сильно поношенной солдатской форме, сверстник Фраучи. Звали его Генрих Григорьевич. У него была смешная фамилия – Ягода.
Впрочем, произносилась она с ударением на втором слоге – Ягода и тогда звучала уже не смешно, а даже угрожающе.
Между Фраучи и Ягодой сложились странные отношения. Будучи сверстниками, они разительно отличались друг от друга и характерами, и образованием, и интересами. Артур вместе с сестрой Верой жил тогда в одной, но большой комнате, в огромной, так называемой профессорской квартире. Ягода своего жилья не имел, скитался по знакомым, часто захаживал и к Фраучи, бывало, засиживался допоздна, а то и оставался на
Однажды Вера обратила внимание, что солдатские шаровары Ягоды настолько прохудились местами, что грозили вот–вот расползтись при ходьбе. Через несколько дней после такого «открытия» Ягода принес откуда–то кусок странной ткани, неопределенного цвета и фактуры, но зато чрезвычайной прочности. Из нее, используя старые шаровары Ягоды в качестве лекала, Артур и Генрих сделали кое–какие выкройки, после чего Вера сшила их на ножной зингеровской машине. Так Ягода получил новые, вполне сносные брюки.
Этот забавный, даже трогательный эпизод, однако, нисколько не сблизил Ягоду и Фраучи. Они даже не перешли на «ты».
Вскоре после победы Октябрьской революции советская власть вынуждена была приступить к созданию на основе добровольческих отрядов Красной гвардии армии принципиально нового типа. Старая русская армия, обескровленная, измотанная бессмысленной империалистической войной, была не в состоянии обеспечить защиту завоеваний революции. Голодные, разутые, обозленные, ненавидящие офицеров (не говоря уже о генералах) солдаты рвались домой. Необходимо было в кратчайшие сроки и максимально организованно провести демобилизацию. В то же время требовалось удержать – и только убеждением! – в армии наиболее преданных революции солдат и хотя бы часть офицеров, которые в будущем составили бы костяк новых, уже советских вооруженных сил.
Это было неимоверно трудное дело. В конце ноября в Петроград из Омска вернулся Кедров (он выезжал для установления связи с большевистскими организациями Сибири) и был сразу введен в состав Комитета по военным и морским делам. Глава нового правительства – Совнаркома – Ульянов–Ленин поручил ему в ранге народного комиссара провести демобилизацию армии и флота. С этой целью было даже образовано хоть и временное, но самое настоящее военное ведомство (сокращенно – Демоб).
К работе в Демобе Кедров привлек и Артура Фраучи. В распоряжении ведомства оказались огромные технические ресурсы, дорогостоящее военное имущество, автомобильные и другие мастерские, склады и т. п. Разобраться во всем этом хозяйстве, вдруг оказавшемся безнадзорным, могли только люди с инженерным образованием. Артур Фраучи подходил для данной работы как никто другой, тем более что владел немецким и французским языками, несколько хуже – английским. Это имело важное значение, так как значительная часть техники была иностранного производства. Фраучи стал работать в отделе Демоба, который занимался материально–техническим снабжением армии, а также вопросами мобилизации (точнее – удержания) и использования солдат и унтер–офицеров, обладавших техническими знаниями.
Весной 1918 года сложная и опасная обстановка стала складываться в северных районах республики, особенно в Архангельске и Мурманске. Советское правительство четко осознавало, что именно здесь следует в первую очередь ожидать интервенции со стороны бывших союзников России. Антанта рассматривала Север как удобный плацдарм для продвижения вглубь страны. К тому же морские коммуникации, связывающие Мурманск и Архангельск с европейскими портами, позволяли интервентам, особенно англичанам с их сильнейшим тогда в мире флотом, легко перебрасывать сюда и войска, и боевую технику.
Повод для интервенции долго искать не пришлось: союзники, дескать, не могли допустить, чтобы скопившиеся на здешних складах огромные материальные ценности достались немцам в случае их наступления. Только в Архангельском порту находилось свыше 700 тысяч артиллерийских снарядов, 80 тысяч пудов взрывчатых веществ, множество прочих боеприпасов, вооружения, угля, столь необходимых молодой Красной армии.
Для «защиты» побережья Русского Севера от вторжения немцев уже 6 марта 1918 года с крейсера «Глори» высадились первые 170 английских морских пехотинцев и разместились в береговых казармах Мурманска. Формальное основание – «словесное соглашение», которое 2 марта представители Антанты заключили с меньшевистско–эсеровским исполкомом Мурманского совета – о «совместных действиях против германской опасности».
Чуть позже там же высадились десанты: 14 марта – с английского крейсера «Кокрейн», 18 марта – с французского крейсера «Адмирал Об», 24 марта – с американского крейсера «Олимпия».
К началу июля в Мурманске под командованием английского генерал–майора Ф. Пуля находилось уже около 8 тысяч солдат и офицеров. Позднее их количество возросло до 16—17 тысяч, к тому же к интервентам присоединилось до 5 тысяч белогвардейцев.
Для обследования положения в Архангельской, Вологодской, Ярославской, Костромской и Иваново–Вознесенской губерниях, принятия надлежащих мер, в первую очередь разгрузки Архангельского порта, Совнарком решил послать в те края специальную Советскую ревизию народного комиссара М. С. Кедрова с широкими полномочиями. Соответствующий мандат за подписью Ленина был вручен Кедрову 23 мая. В Ревизию входили сорок сотрудников и команда из тридцати трех латышских стрелков для охраны. Артур Фраучи был назначен секретарем Ревизии.
Поехал в Архангельск и сослуживец Артура по Демобу Иоганн Тубала, попросту – Ваня. Его мать и сестра, знакомые Кедровых, оставались в Эстонии, и юноша воспитывался в семье Михаила Сергеевича. По рекомендации Кедрова он, как и Артур, впоследствии станет чекистом. Позже Иван Тубала породнится с Артузовым, женившись на его сестре Вере Фраучи.
Трубы английского крейсера «Аттентив», стоявшего на архангельском рейде, вдруг густо задымили. Темная завеса заволокла небо, придавила свинцовое море. Меньшевики и эсеры, захватившие власть в городе, не на шутку всполошились: «Неужто уходит?» Срочно был послан гонец к представителю генерала Пуля. Тот хладнокровно заверил: «Генерал проводит очередную проверку боевой готовности».
Пуль, сознавая недолговечность непопулярной в народе меньшевистско–эсеровской власти, зря времени не терял: держал экипаж на «товсь», чтобы в нужный момент овладеть положением. На планшетах офицеров были нанесены координаты стратегических пунктов города. Орудия крейсера в любую минуту могли обрушить на них залповый огонь. Разведывательные группы проводили промеры глубин у берегов на случай, если придется высаживать десант.
После генеральского заверения жизнь в Архангельске пошла своим чередом: городская дума заседала, купцы и судовладельцы, хозяева фабрик и лесопилок, как и в прежние времена, раскатывали в дорогих пролетках, швыряли в ресторанах «моржовки» – обеспеченные английскими фунтами стерлингов местные деньги. У складов между тем стояли часовые в иностранной военной форме. Официально английские, французские и американские солдаты находились здесь с ранней весны, как уже говорилось, якобы для защиты от немцев боеприпасов и военного снаряжения. На деле они были форпостом будущей интервенции, что ни для кого в городе секретом не являлось.
Тем временем реакционно настроенные офицеры, поняв, что в главных пролетарских центрах на успех им рассчитывать не приходится, тайно переправлялись из Петрограда, Москвы, других крупных городов России на Дон, в Сибирь, а также в Архангельск и Мурманск, где бывшие союзники располагали реальной военной силой. Офицерам тайно помогали некоторые военспецы, засевшие в московских и других штабах, в частности в Военконтроле – так теперь называлась бывшая военная разведка. И потянулись бывшие поручики, штабс–капитаны, полковники на окраины России, чтобы начать оттуда поход против советской власти.