Арвары. Книга 2. Магический кристалл
Шрифт:
— Ты измучил меня, — устало сказал император.
— Но это сладкие муки, август, и я вижу, как нужен тебе, — Лука говорил и улыбался, отчего напоминал блаженного. — Ты ведь не успокоился! И хоть носишь на шее петлю, но не готов еще умереть в любое мгновение, как подобает монаху. Думаю, ты еще иногда останавливаешься возле капитолийской волчицы и подолгу смотришь на бронзовое изваяние. Прежде я все время гадал, о чем может думать император в такие минуты? Какие мысли посещают его разум при виде вскормленных волчьим молоком Ромула и Рема?.. И лишь недавно, остановившись возле скульптуры, я понял, что тебя мучило. И скорее всего, мучает до сих пор. Тогда и сейчас ты думаешь, что твоя великая империя гибнет не от
— Так думал ты!
— Да, и сейчас думаю. Но и ты жаждешь припасть к сосцу волчицы! Особенно теперь, когда одолевают старость, немощность и этот чернокожий первосвященник. Если это не так, то я слепец! И ты еще помнишь нанесенное тебе оскорбление и тешишься мыслью о мести. Авездра! Прекрасная царевна, жаждущая чудес! Коварная, хитрая и недосягаемая!.. Признайся, ведь твое сердце еще живо? И чем сильнее ты натягиваешь веревку, пережимая себе горло, тем явственнее встает перед глазами ее образ…
— Молчи, консул! — оборвал его Юлий. — Не хочу вспоминать о ней!
— Не хочешь, но она не оставляет тебя. И чем ближе подступает глубокая старость, тем чаще Артаванская Сокровищница будит среди ночи и не дает уснуть до утра. Она зовет, манит тебя, и ты бродишь по дворцу, заглядывая во все углы. Да, она тоже немолода, но все еще прекрасна. А магический кристалл и вовсе вечен…
— Нет, ты дьявол и пришел искусить меня!
— Ты искушен давно. Все это было в тебе и до моего прихода, август. Напротив, я явился, чтобы облегчить твои долголетние страдания. Мои египетские лекари не могли излечить тебя, ибо не знали природы недуга. И я не знал! Лишь по прошествии нескольких лет сообразил, что произошло с тобой там, возле каменоломни, когда по ступеням поднялся атлант, прикованный цепями. Ты заразился болезнью, которой болеют лишь варвары! У них любовь к женщине превыше всего. А следует любить господа!.. Этот великан источал ее с такой же силой, как магический кристалл источает живой огонь. Разум оставил тебя, август, и вместо него поселилось пылкое и заразное чувство к царевне. Я помню твои глаза, взирающие на Авездру. Ты был безумцем! И потому заговорил на варварском языке. Тогда ты забыл даже о магическом кристалле и был бы счастлив обладать одной лишь женщиной… О, если бы раньше это пришло мне в голову! Я же видел Антония, потерявшего разум! Помнишь, вернувшись с каменоломни, он нес какую-то чушь о человеколюбии? С чего этот бесстрастный, хладнокровный зверь, прирезавший императора, как барана, вдруг возлюбил ближних?.. Я должен был подумать об опасности, исходящей от атланта, — он вдруг перешел на шепот. — Ведь ты поэтому не женился и не подпустил к себе ни одной наложницы?
— Что ты задумал? — спросил император, зажимая вдруг занывший от боли отросший палец. — Ты говоришь о мести Авездре?
— Это не я говорю. Это ты, август, все время думал о ней. И я услышал тебя. Да, я не успел выманить ее из Артавана, тем более вместе с магическим кристаллом, а заполучить их в самом царстве невозможно. Заповедный ларец сейчас находится в руках атланта, а сам он замурован в храме на горе Астра и окружен жрицами и стражей. Его охраняют во много раз надежнее, чем царевну. Сейчас я бы смог похитить ее, но ты теперь стар и тебе не нужна только Авездра. К тому же монахи, услышав это имя, вздернули бы нас вместе с царевной прямо на ступенях твоего дворца! И ты бы никогда не узнал, кто переступал порог твоего дома… Теперь ты более, чем в молодости, хочешь владеть магическим кристаллом, дающим неограниченную власть над миром. И когда ты вкусишь ее сполна, уже не захочешь затягивать петлю на своей
— К старости ты стал многословен, Лука, — вдохновляясь распирающим грудь предчувствием, проворчал император. — Но я догадался! Авездра должна покинуть царство вместе с атлантом и магическим кристаллом?
Бывший консул самодовольно засмеялся.
— Ты всегда был недогадлив, август. Тупое поклонение и молитвы тем более притупили остроту твоей мысли. И не только. Тебе кажется, ты проникся любовью к Марману, а значит, и к своим подданным? Ведь этому учит тебя понтифик? На самом деле в тебе все еще живо варварское чувство к женщине! И ты растрачиваешь его, стукаясь лбом об пол, и моришь себя голодом!
— Не смей говорить об этом!
— Хорошо, я могу и молчать. А могу и вовсе уйти, так и не сказав, с чем пришел.
— Говори! У тебя есть возможность вновь приблизиться к окружению Урджавадзы?
— Когда ты прогнал меня из Ромея, август, я приблизился к нему с известной тебе целью. Но этот мудрый и ясновидящий царь через несколько лет узрел, чего я хочу, и мне пришлось бежать, переодевшись в женское платье. Потом я еще несколько раз проникал в Артаван под другой личиной, мысля попасть в число жрецов магического кристалла, однако неудачно…
— Тогда не понимаю, что ты предлагаешь мне?
— Выслушать, август!.. После этого я отправился в полунощную страну, к варягам. И отыскал там варвара, который приближен к их государю и является соправителем и называется Законом. Это как твой понтифик Гавардал…
— И что же дальше?
— Я нанялся к нему на тайную службу и состою на ней до сей поры. Варвары считают себя очень хитрыми, но на самом деле наивны и бесхитростны. У них можно быть ясновидящим, просто глядя на их лица, где отображено все, что они таят в себе…
— Меня не интересуют нравы варваров!
— А тебе интересно узнать, кто недавно причалил к пристани их столицы?
— Кто?
— Возлюбленная атланта по имени Краснозора! На сорока кораблях и с дружиной в четыре тысячи витязей. Какие это воины, август! Это лучшие воины, которых когда-либо видел свет!
— Его возлюбленная?… Она таких же размеров, как и этот бессмертный?
— Да, август, ничуть не меньше!.. Один ее витязь стоит десятка самых сильных и отважных легионеров Урджавадзы. Ее войско состоит из безмолвных варваров, принадлежащих к древнему племени росов! Ты когда-нибудь слышал, что росы были рождены воинами? Причем, они не владеют обыкновенной человеческой речью и разговаривают глазами! И все время молчат, а противник не понимает, что происходит…
Император вскочил.
— Ты нанял эту Краснозору с дружиной и собрался идти на Артаван?
— О, август, ты поглупел! Или это у вас называется стал чист и свят? Где же твоя пронзительность мысли? Да, давно ты не вкушал волчьего молока!…
— Не забывайся, консул!
— Зачем нанимать, если она сама, по своей воле, идет на Артаван? И ныне уже в Русском море…
— Ты хотел сказать, в Понтийском?
— Нет, пока что в Русском, август. Мне это тоже обидно.
Слова, мысли и имена людей роились в голове императора, как это бывает на шумном от крика торговцев форуме — он в самом деле чувствовал отупение.
— Что ты предлагаешь, Лука?
— Воспользоваться плодами ее похода.
— Думаешь, с четырьмя тысячами воинов можно одолеть гигантскую армию Урджавадзы?
— Ничего ты не понял, август! Я не многословен! Я обстоятельно и детально рассказывал, какая сила чувства ведет Краснозору на Артаван. И какая сила сосредоточена в атланте, замурованном в храме! Если они сблизятся и почувствуют друг друга — никакая армия не выстоит, август! Эти два атланта сметут все царство!
Император потряс головой.