Арвендейл. Император людей

Злотников Роман Валерьевич

Герцог хрипло расхохотался. Да, да, все именно так и никак иначе. И эти пляшущие тени, которые он заметил на стене и которые так походили на отблески огня Игхашкхаха, — это знак, посланный ему недовольными им Темными, предложение наконец-то определиться, сделать выбор между благостной пустотой и истинной силой. И… он сделает этот выбор. Темные будут довольны…

В тот вечер он приказал подать в свою личную столовую вина и фруктов и хорошенько отметил принятое решение, а утром вызвал к себе Беневьера и госпожу Нилеру. Спустя два часа они выехали через восточные ворота Парвуса на дорогу, ведущую к Эл-Северину. А в замке герцога началась суматоха, предшествующая началу любого дальнего путешествия достаточно большого количества людей. Особенно если один из этих людей является владетелем этого герцогства…

Ночь прошла спокойно. Лошадей с вечера накормили овсом и напоили из взятых с собой бурдюков. Те почти опустели, но в этом

не было никакой особой беды. Уже завтра они должны были пересечь границу снегов, так что с водой проблем не предвиделось. С продуктами было хуже. Если там, куда они направлялись, не удастся пополнить запасы, то на обратную дорогу точно не хватит. Но куда они идут и чего ищут, было неизвестно никому, кроме самого герцога. Впрочем, это никого особо не волновало. Потому что почти треть его людей уже не раз забиралась с герцогом так далеко, что остальные две трети только разевали рты, слушая у костров рассказы о тех путешествиях. И, поскольку эта треть сейчас сидела перед ними, являя живой пример того, что из самых дальних и страшных путешествий, предпринятых герцогом, все-таки можно вернуться, эти две трети безропотно следовали за своим господином. А остальные, та самая треть, тоже… надеялись, что и на этот раз они окажутся в той малой части отряда, которой суждено вернуться, однако благоразумно не делились своими мыслями с остальными двумя третями.

Границы снегов они достигли к вечеру. Вернее, даже не снегов, а ледника. За следующим поворотом тропы или того, что герцог считал таковой, взору шедших первыми (поскольку ехать на лошадях здесь было совершенно невозможно, все спешились, ведя коней в поводу) внезапно открылось довольно большое озеро, почти в пол-лиги длиной и в четверть шириной. Слева воды этого озера низвергались вниз с отвесной стены, а справа по дуге шло открытое пространство шириной локтей в семь, образовавшееся, похоже, оттого, что вода отошла от скальных зубцов, ограничивающих озеро с этой стороны. Почему это произошло, можно было только гадать. Может быть, вода подмыла кусок скалы со стороны водопада, и он обрушился, снизив уровень слива, а может, просто зимой с той стороны на скалы намерзал лед и уровень воды в озере поднимался как раз на толщину льда… А вот напротив озеро ограничивал язык ледника, опускающийся прямо в воду. И снимающий всякие сомнения по поводу того, откуда в этом озере бралась вода.

Когда герцог добрался до остановившихся разведчиков, те уже наполнили бурдюки студеной ледниковой водой и взобрались на лошадей. Далеко ли, близко ли, но вокруг озера вполне можно было ехать на лошадях. По образовавшемуся от ухода воды галечному пляжу. Герцог окинул взглядом озеро, ледник и довольно улыбнулся. Все верно. Все так, как и было описано в том свитке. Только озеро теперь не примыкало вплотную к скалам. И потому можно будет проехать немного дальше, чем он первоначально рассчитывал. А главное — он почти у цели. До конца пути оставалось еще два дня. Всего два дня…

Герцог развернулся и коротко приказал:

— Ночевку устроим здесь.

Ночь прошла спокойно. С утра наполнили все бурдюки, у лошадей проверили подковы, и, когда солнце достигло зенита, первые лошади ступили на ледник.

Язык ледника, скатывающийся к озеру, они пересекли за полтора дня. Ехать на лошадях смогли только часа два, затем пошли расщелины, торосы, и пришлось спешиться да к тому же пуститься в обход. Две вьючные лошади и трое людей рухнули в ледяные расщелины. Двоих людей вытащили, а один сразу же сломал шею. Лошадей достать не удалось, но одну сумели разгрузить. К исходу второго дня уставшие люди достигли края ледника и спустились с него. Во время спуска еще один человек сломал ногу и его погрузили на одну из лошадей. Правда, герцог отчего-то приказал, чтобы эту лошадь вели с собой разведчики. А на следующее утро вообще велел переформировать караван — в отличие от того, как было раньше, выставив в голову каравана не наиболее опытных, а, наоборот, самых молодых из числа своих слуг. На ветеранов дохнуло опасностью, но никто из них не подал вида. Наоборот, в их сердцах появилась слабая надежда, что господин хочет сохранять их до последней возможности. И это было важнее тех, как на самом деле все понимали, мнимых привязанностей, которые за время этого похода образовались между старыми и молодыми стражниками. Так что, когда утром последнего (как потом выяснилось) дня похода герцог взмахнул рукой, приказывая трогаться, две части каравана тронулись в путь с совершенно разным настроением. Молодежь — гордо подбоченясь и рисуясь друг перед другом, а ветераны — настороженно нахохлясь и сторожко глядя по сторонам.

Последний участок пути они преодолели часа за четыре. По сравнению с тем, что уже остался за спиной, он был не слишком тяжелым. Более того, в самом конце они выехали на то, что можно даже было бы принять за дорогу или по крайней мере широкую утоптанную тропу. И это означало, что, скорее всего, они

могли бы достигнуть этого места с гораздо меньшими трудностями. Если бы двинулись другим маршрутом. Но тут возникал вопрос, почему герцог, зная это, все-таки двинулся другим путем. Впрочем, наверное, у него были для этого основания. К тому же и сама тропа выглядела не слишком-то привычно: сколько люди ни приглядывались, так и не смогли обнаружить на ней ни единого следа от колес или даже копыт… Но это было видно и понятно ветеранам, которые благоразумно помалкивали. А молодежь просто бурно радовалась тому, что долгая и трудная дорога, похоже, скоро закончится, а сейчас можно вновь взобраться в седло и продолжать путь, не напрягая натруженные ноги.

Все произошло, когда тропа еще больше расширилась и, свернув, нырнула в широкую расщелину, сразу за которой скалы расступались, образуя небольшое ущельице, по обеим сторонам которого высились крутые, отвесные каменные склоны. Разведчики из числа молодых стражников, ведя в поводу коня, на котором восседал стражник со сломанной ногой, въехали в расщелину, не шибко оглядываясь по сторонам, а вслед за ними туда же втянулся и весь остальной караван. Измиер настороженно огляделся и, вскинув руку, энергичным жестом указал на одну из скальных стен, приказывая каравану сместиться к ней. Ибо другая была сплошь изрезана расщелинами и провалами, которые, несмотря на ясный день, заполнял густой сумрак. И в это мгновение из сумрачных расселин показались огромные глыбообразные фигуры. Несколько мгновений все ошеломленно пялились на них, а затем кто-то отчаянно закричал:

— Тролли!

Все смешалось. Кое-кто попытался повернуть лошадь, надеясь проскользнуть назад, кто-то, наоборот, выпрыгивал из седла в надежде забиться в какую-нибудь щель, кто-то просто орал, суматошно дергая повод. Старые стражники, так же как и все, поначалу уставившиеся на оживший кошмар любого солдата, быстро спешились и, повинуясь энергичным жестам джерийца, сомкнули вокруг герцога кольцо, быстро выстроив «ежа» и… оставив за сомкнутым строем почти две трети отряда. Впрочем, все понимали, что против троллей «еж» был не слишком эффективен. Троллю достанет силы швырнуть такой осколок скалы, что в «еже» тут же образуется сквозная брешь. Только строй латников, вооруженных специальными тяжелыми, так называемыми башенными щитами, мог бы некоторое время сопротивляться атаке троллей. А самым лучшим, что было у людей против этих тварей, был удар сомкнутого строя панцирников. Но здесь не было ни латников с их щитами, ни панцирников. И потому оставалось только надеяться на то, что господин знает, что делает. А еще на то, что две трети отряда, безумно мечущиеся сейчас между куцым строем стражников и приближающимися троллями, послужит для тварей достаточным угощением. И они вполне успеют насытиться, прежде чем доберутся до горстки людей, защищающих своего господина.

В этот момент первые твари добрались до того места, где скопилась большая часть обезумевшего людского стада. Некоторые из тех, кто завернул коней, попытавшись сбежать, уже попали в лапы живым глыбам, но о том, что с ними происходило, можно было догадываться только по звукам, доносящимся из-за поворота, — отчаянным крикам людей и испуганному ржанию лошадей, заканчивающимися одновременно с треском ломающихся костей и чмоканьем разрываемой плоти. А теперь все увидели то, как все это происходит. Головная тварь резко выбросила лапы, поймав сразу двоих. Причем один из стражников оказался сразу же раздавлен. Все услышали хруст ломающихся ребер, и в следующее мгновение отчаянно вопящая голова стражника безвольно обвисла. Второй, прихваченный не так плотно, визжа, попытался вырваться из сцапавших его пальцев, больше похожих на черенки галерных весел, изо всех сил дрыгая ногами и цепляясь за огромный камень, но тролль, нахмурясь, резко дернул. Визг стражника перешел в вой, а тролль озадаченно уставился на ногу, оставшуюся у него в руке. Сам же стражник рухнул на тот самый камень, за который цеплялся. Впрочем, его свобода длилась недолго. Его тут же сцапала следующая тварь и, так же как и первая, сдавила, ломая ребра, а затем, урча от удовольствия, откусила голову, и присосалась к обрубку шеи с торчащим из нее позвоночником, жадно всасывая бьющий из нее фонтан крови…

Бойня утихла только через час. К тому моменту снег в круге выстроивших «ежа» стражников, старых ветеранов, видевших не одну битву, был полностью заблеван. Герцог и сам не менее трех раз вынужден был поддаться позыву опорожнить желудок. Уж больно страшным и кровавым было пиршество троллей. Герцог, с осунувшимся от рвоты лицом, некоторое время изучал уже слегка поднасытившихся тварей. А затем коротко приказал:

— Разомкните строй. Мне надо выйти.

Стражники безропотно разошлись. Ибо всем было понятно, что строй сейчас никак не служит им защитой. Скорее он помогал им более успешно цепляться за жалкие остатки самообладания, не позволяя броситься в панике куда глаза глядят с неминуемым результатом — оказаться в пасти очередной твари.