Ашхабадский вор
Шрифт:
– Я смотрю, ты все продумал?
Они стояли друг против друга.
– А я смотрю, начальник, ты ни хрена не продумываешь. Ежели возьмем ящички с собой – это верная смерть, можешь к бабке не ходить. За нами кинутся все кому не лень. И даже те, кому лень. А кстати, не факт, что Генка не лепил нам горбатого. Может, он для себя старался, а его начальство вообще не в курсе командировки сотрудничка. И самый главный нефакт, что те Генкины начальники и сослуживцы, на кого мы в конце концов выйдем, окажутся честными бессребрениками, преданными родине и присяге. Кто поручится, что в их мозгах не вспыхнет простенькая мыслишка: а на кой ляд
Гриневский сплюнул.
– А вот ежели мы, начальник, оставим эти золото-брыльянты здесь, как кость для собак бросим, до нас никому не будет дела. Нас никто вычислять и выслеживать не станет, не до нас им будет, за добычу станут грызться. Все шито-крыто, не было тут Гриневского с Карташом.
– И чего ты тогда здесь сидишь!!!
Прорвало. Взорвался Алексей Карташ. Не выдержали натянутые нервы.
– Чего еще не убег в тайгу?! Почему еще не покрошил нас в капусту, раз всех боишься?! Мы – последние свидетели, загасил нас и свободен, гуляй по тайге с консервами, выходи куда хочешь с любыми рассказками!
– Хоре кипеть, начальник. У меня перед тобой долгов нету, хочу – загуляю по тайге, хочу... вон к староверу давешнему подамся грехи замаливать.
– А вертолет? Кто вертолет поведет?
– Я не к тебе нанимался вертолеты водить. Мой наниматель – вот он, – Гриневский показал на избу, в которой лежал мертвый Пугач. – И потом я еще, кажется, не слышал твоегоплана, я знаю только Генкин. Или я что-то путаю? Ну давай, расскажи нам наконец его, свой план! Дальше-то что делать думаешь, а? Куда, к кому?!
– Вертолет – не самолет, сесть может, считай, где угодно, – Алексей с излишней тщательностью размочалил окурок о подошву, отбросил в сторону, заговорил спокойно и размеренно. – Например, под Пижманом, на территории одной расформированной вэ-чэ, где уже нет ни техники, ни оборудования, ни людей. Земля и пустующие здания буржуям пока не проданы, пока еще в собственности Министерства обороны, поэтому часть на всякий случай охраняется, вдруг ей вернут статус военного объекта. Так вот там сторожем... как писали в старых романах, преданный мне человек. Я его туда и пристроил, к слову говоря. И не раз оставлял у него на сохранение всякую... всячину. Хорошие места, куча пустых ангаров, куда можно загнать вертолет. И вообще много чего хорошего и пустого – например, бункеры, в которых можно пересидеть хоть ядерную войну.
– Неплохо, – кивнув, без тени насмешки произнес Гриневский. – Неплохо. А дальше? Ну, сховался ты на время, ладно. А сколько сидеть так намерен? Дальше-то что? Как только нос покажешь, тебе его тут же и оторвут. А как только где-то всплывет кусок платины, вместе с носом оторвут все прочие органы.
Их разговор уже какое-то время слушала Маша, успевшая разложить бревна-окатыши вплоть до самого вертолета, выполнив свою часть работы. Ящики волочь – это уже мужское дело, но пока о ящиках забыли.
– Куда бежать, кому продавать? Сказочное богатство – оно само по себе не поит, не кормит, по курортам не возит, его еще надо обратить в хрустящие лавэ, – Гриневский потер большой и указательный пальцы. – Тут требуются вполне определенные связи, а все подходы к этим связям будут плотно обложены конкурирующими фирмами.
– Так-то оно так, но ты не забывай, что я в некотором роде москвич. И в Москве тоже среди не последних людей крутился, кое-какими связями оброс. Можно воспользоваться. Правда, с бухты-барахты тут решать
– Тогда едино получится, что обратной дороги нема, – покачал головой Гриневский.
– Ты же вроде женат? – неожиданно перебила Гриневского Маша и цепко взглянула ему в глаза.
– Есть такое дело, – кивнул тот.
– А дети?
– А вот детей нет.
Карташ, откровенно говоря, напрочь не понимал, к чему клонит Маша.
– Ты вернешься, освободившись вчистую, – задумчиво сказала она. – Обратно в таксопарк с судимостью вряд ли возьмут. Конечно, без работы не останешься. Например, можно промышлять частным извозом. Или автостоянки охранять. На жизнь вам с женой хватит. А если ты вдруг когда-то... когда уже все уляжется и забудется, вдруг расскажешь жене вот об этом, с указанием цен за унцию и примерного веса этих ящичков… – Маша показала Гриневскому кусок платины в форме кукиша, – с тех пор не будет тебе покоя ни днем ни ночью, жена тебя со свету сживет, пусть даже она у тебя самая прекрасная, понимающая, любимая, но она тебе никогда не простит, что ты однажды мог – и не сделал. Бабы, знаешь ли, любят за поступок. А ты будешь знать, что она тебе не прощает, и это знание превратит твою жизнь в ад. Если, конечно, твоя жизнь не превратится в ад раньше, от твоих обкусанных локтей, от бессонных ночей, когда ты будешь жалеть, что упустил шанс превратить жизнь из серенького прозябания в бесконечный карнавал, мог обеспечить до конца дней себя, жену и армию детей. Да, рискнув. А кто тебе без риска уступит хоть кроху власти и денег? Это, в общем-то, не так уж и сложно – проживать жизнь сытым и довольным... мужиком. Так, кажется, у вас за решеткой называют массу, которой многого не надо, которая довольствуется скромным набором простых радостей...
– Еще не легче! Девочка начинает нас агитировать за то, чтобы украсть платину у всех, – хохотнул Гриневский, однако Алексей заметил, что слова «хозяевой» дочурки задели его за живое. – Ты же вроде как сотрудница Генкиной конторы?
– Я не сотрудница. Я просто согласилась помочь в одном-единственном деле. Дала себя уговорить. Дело закончено, человек, под обаяние которого я попала, мертв.
– Гена не дал тебе канал экстренной связи? – вклинился Карташ.
– Нет, – бросила Маша – как показалось Алексею, с некоторой заминкой.
– По идее, должен был дать, если играл честно, – негромко проговорил Петр. – Не мог же он не рассматривать вариант собственной гибели, все ж таки профессионал. Или, как я уже говорил, Гена и не собирался сдавать клад в государственные закрома. Ладно, сейчас уж что толку гадать…
– Может быть, есть смысл один ящик оставить здесь, – вдруг предложила Маша. – Если не известно точное количество платины, которую подготовили к вывозу, на какое-то время можно ввести их в заблуждение...
– Давайте займемся ящиками, – устало сказал Карташ. – Когда платина будет в вертолете, легче и думаться будет.
С перетаскиванием груза управились быстро. Хоть и тяжелы, заразы, однако не такой уж и адский труд для двух здоровых мужиков – проволочь за ручки по круглым, перекатывающимся бревнам, как по валикам.
Справились без больших проблем и с загрузкой ящиков в вертолет: Гриневский с помощью тросов и веревок соорудил примитивный блок, струганные доски для сходен в приисковом хозяйстве тоже отыскались без труда, а дальше – тянем-потянем, с присказкой «эй, ухнем» пердячим паром затаскиваем добро в кабину.