Асканио (ил. А.Мелик-Саркисяна)
Шрифт:
– Знаю, ваше величество, что вы самый щедрый, самый великий и благородный король на свете! – ответил Бенвенуто. – Но благодаря жалованью, которое вы мне назначили, я теперь богат. Что же касается отливки, о которой вы изволите тревожиться, сир, то, с вашего позволения, мне хотелось бы сделать все самому. Откровенно говоря, я не очень-то доверяю французским литейщикам. Конечно, они люди способные, но я просто боюсь, как бы из-за своей любви к отечеству им не вздумалось испортить работу художника-иностранца. И, признаюсь вам, сир, для меня слишком важно добиться успеха в создании Юпитера, чтобы я мог доверить отливку статуи посторонним.
– Браво,
– А кроме того, я хочу заслужить награду, обещанную вашим величеством.
– Правильно, верный мой Бенвенуто! Мы не забыли своего обещания и, если останемся довольны работой, щедро вас вознаградим. Повторяем это еще раз при свидетелях: при коннетабле и канцлере. И в случае нашей забывчивости они напомнят нам о данном слове. Не так ли, Монморанси?.. Не так ли, Пуайе?
– О, ваше величество, вы даже представить себе не можете, как важно для меня это обещание именно теперь!
– Вот и прекрасно! И мы непременно выполним его, сударь… Но двери зала уже открыты. За стол, господа, за стол!
Подойдя к императору, Франциск I взял его под руку, и они возглавили длинную вереницу почетных гостей. Оба государя вошли одновременно в широко распахнутые двустворчатые двери и сели за стол друг против друга. Карл V между Элеонорой и госпожой д'Этамп, Франциск I – между Екатериной Медичи и Маргаритой Наваррской.
Яства и вина были превосходны, и за столом царило непринужденное веселье. Франциск I чувствовал себя как рыба в воде во время пиров, празднеств и увеселений; он забавлялся истинно по-королевски и хохотал, как простолюдин, над рассказами и шутками Маргариты Наваррской. Карл V, со своей стороны, осыпал любезностями сидевшую рядом с ним госпожу д'Этамп. Гости беседовали об искусстве и политике. Пиршество подходило к концу.
За десертом пажи, по обыкновению, стали обходить гостей с тазами и водой для мытья рук. Госпожа д'Этамп взяла у пажа золотой кувшин и таз, предназначенный для Карла V, налила в таз воды и, опустившись, согласно этикету испанского двора, на одно колено, протянула таз императору; то же самое сделала Маргарита Наваррская по отношению к королю Франциску I. Карл V погрузил в воду кончики пальцев и, не отрывая взгляда от своей знатной и прекрасной прислужницы, с улыбкой уронил в таз драгоценный перстень, о котором уже упоминалось выше.
– Ваше величество, вы обронили перстень, – сказала герцогиня и, бережно вынув своими прелестными пальчиками перстень, протянула его императору.
– Сударыня, оставьте его себе, – тихо ответил Карл. – Он сейчас в таких благородных и прекрасных руках, что я просто не могу взять его обратно! – И император добавил еще тише: – Это задаток за Миланское герцогство.
Герцогиня молча улыбнулась: ведь к ее ногам упал брильянт стоимостью в целый миллион.
Когда после обеда гости направились в гостиную, а оттуда в бальный зал, госпожа д'Этамп задержала Челлини, случайно очутившегося возле нее.
– Мессер Челлини, – сказала герцогиня, вручая художнику перстень – залог ее союза с императором Карлом, – будьте добры, передайте брильянт своему ученику Асканио; он сделает из него капельку росы для моей золотой лилии.
– Поистине, сударыня, эта капля упала из рук самой Авроры! [114] – ответил художник с иронической усмешкой и наигранной галантностью.
Но тут, взглянув на перстень, Бенвенуто вздрогнул от радостного волнения: он узнал брильянт и кольцо, некогда сделанное им по заказу папы Климента VII. Это был дар его святейшества великому императору; Бенвенуто лично отнес тогда перстень Карлу V.
114
Аврора (греч. миф.) – богиня утренней зари.
Поистине, если император решился расстаться с такой драгоценностью, да еще отдал ее женщине, значит, у него были на то важные причины – какой-нибудь тайный сговор, тайная сделка между ним и госпожой д'Этамп.
Пока император Карл живет в Фонтенбло, проводя целые дни, а главное, ночи в тревоге и сомнениях, пока в душе его борются надежда и страх, как это было показано выше, пока он хитрит, интригует, подкапывается, строит козни, дает обещания, отрекается от них и тут же вновь обещает, заглянем в Большой Нельский замок и узнаем, не случилось ли еще чего-нибудь с его обитателями.
Глава 7
Легенда об угрюмом монахе
Весь Нельский замок был в смятении: три-четыре дня назад здесь появился угрюмый монах-призрак, некогда посещавший монастырь, на развалинах которого построен замок Амори. Госпожа Перрина собственными глазами видела, как он бродил ночью по аллеям Большого Нельского парка в белом одеянии; привидение двигалось бесшумно, не оставляя следов на песке дорожек.
Но каким же образом госпожа Перрина, жившая, как известно, в Малом Нельском замке, могла видеть угрюмого монаха, прогуливавшегося в три часа утра по саду Большого замка? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется выдать чужую тайну. Однако истина для повествователя дороже всего, и читатели имеют право знать мельчайшие подробности о жизни выведенных нами героев, в особенности если эти подробности могут пролить свет на развитие событий.
После исчезновения Коломбы, ухода Пульчери, оставшейся не у дел, и отъезда прево госпожа Перрина стала полновластной хозяйкой Малого Нельского замка, ибо, как мы уже говорили, из соображений бережливости садовник Рембо с помощниками был нанят лишь поденно. Таким образом, госпожа Перрина была не только полновластной, но и единственной обитательницей Малого замка; она целыми днями томилась от скуки, а по ночам умирала от страха.
Вскоре госпожа Перрина нашла все же прекрасное лекарство от скуки; она подружилась с госпожой Рупертой, и эта дружба открыла перед нею двери Большого Нельского замка. Дуэнья попросила разрешения навещать своих соседок и, разумеется, тут же его получила.
А навещая соседок, она, конечно, познакомилась и с соседями. Госпожа Перрина была немолодой, но все еще привлекательной особой: свежей, статной, полной и приветливой, которая, прожив на свете тридцать шесть лет, уверяла, будто ей всего-навсего двадцать девять. Естественно, что ее появление в мастерской, где ковали, гранили, пилили, чеканили и шлифовали двенадцать веселых подмастерьев, любивших по воскресным и праздничным дням поесть, попить и развлечься и всегда готовых поволочиться, не могло пройти незамеченным. И вот дня через три-четыре трое из наших старых знакомцев уже были ранены стрелой амура. Их имена: