Аскольдова тризна
Шрифт:
У Ярила дрогнуло сердце, он опустил глаза, засмущался, что не ускользнуло от проницательного взора молодой хозяйки. Да и Ярил в этот миг показался ей тоже пригожим: высокий, статный, чубатый, с тонким лицом, на котором слегка подрагивали от волнения уголки губ, с подбородком волевым и широким. А как только он овладел собой, смело посмотрел на вдовицу своими светлыми, но дерзкими глазами. По ответному взгляду хозяюшки на друга Погляд понял, что в ночлеге она им не откажет, более того — приветит, а расплачиваться за всё будет Ярил.
«Да уж не мне красавицу любить-голубить; если б и стала подманивать меня, то и
И сердцем почуял, что запрятан он неподалёку, здесь где-то обретается и связан непременно с этой вот кузней и теми двумя тучными рабами.
После сытного ужина постелили им отдельно (так Ждана приказала): Ярилу — в сенях, Погляду — в низкой пристройке, что примыкала к кузнице; несмотря на позднее время, оттуда ещё доносился перестук молотков по наковальне и слышались тугие всхлипывания кожаных мехов, раздувающих пламя в горне. При сих так хорошо знакомых звуках, которыми всегда наполнена любая кузня, у Погляда скучающе зачесались руки: «А пойду взгляну на работу знаменитых роденских мастеров, может быть, что и узнаю. Прогонят — уйду... Не ударят же...» — решил кузнец с засеки.
Пройдя немного, услышал за собой чьи-то крадущиеся шаги, остановился. И шедшего сзади тоже не слышно стало. Погляд юркнул за дерево, увидел при свете месяца, как за угол пристройки метнулась чья-то тень; в два прыжка очутился в том месте и схватил за плечи хилого мужичонку, у которого они спрашивали об имени хозяйки. Тот хотел было закричать, но ладонь Погляда широко легла на рот соглядатая и сильно сжала его губы.
— Молчи, а не то придушу! — со злостью проговорил кузнец.
Оказалось, что велено было мужичонке следить за Поглядом, если тот вдруг задумает перед сном куда-то пойти. Он и стал следить, тем более что гость направился к кузнице.
— А почему же «тем более»?.. — строго вопросил Погляд. — Уж не связано ли это с тайной ковки оружия?.. Говори!
— Не ведаю я, о какой тайне ты говоришь. Отпусти... Если закричу, в первую очередь схватят твоего дружка, который сейчас в спальне хозяйки находится, а опосля и тебя.
— Знай, прежде чем схватят, ты под мои ноги со сломанным хребтом свалишься.
— Руки у тебя и впрямь, как у кузнеца.
— А я и есть кузнец!.. И правильно вы решили доглядывать за мной. Мы с другом оказались здесь, чтоб тайну ковки узнать. И ты нам в этом поможешь... Вот гляди! — Погляд полез за пояс, снял с него кожаный мешочек с золотыми и серебряными монетами, высыпал их на свою ладонь. — Выбирай: или всё это твоё будет, или бездыханным лежать...
Мужичок всхлипнул. И не из жалости к себе или чувства омерзения, что встанет на путь измены, если возьмёт сейчас содержимое мешочка, — всхлип его породило никогда ранее не испытанное ощущение близкого богатства: вот оно, рядом, лишь протяни руку... И волна какой-то несдержанности прокатилась снизу доверху, застряв в горле, а когда разжалась, мужичонка снова всхлипнул и будто отрешённо сказал:
— Ладно, раскрою я тебе эту тайну. Но золото и серебро дашь мне вперёд, а я от тебя ни на шаг...
— А куда ж ты денешься? — посмеялся
— Ия про это самое... Пойдём пока к тебе в пристройку. Подождём нужного времени. Оно скоро подойдёт... Только потом не пужайся... — нехорошо осклабился вёрткий мужичонка.
— Постараюсь! — твёрдо заверил его засечный кузнец.
Сидели в темноте, не зажигая лучины. А в кузне всё раздавался не утихающий ни на миг перестук, из верха летели искры и, сгорая, исчезали в ночи.
На небе светил месяц, а тут начал заволакиваться плотными тучами, разом посвежело, предвещая дождь. Закапало. Погляд и мужичонка облегчённо вздохнули: им это на руку. А уже ближе к полуночи дождь пошёл густо, безостановочно.
Потом они выбрались на улицу и побежали в сторону строений, скорее похожих на клети без окон, с одной лишь широкой дверью. Погляд обратил внимание на ширину двери, которая составляла не менее четырёх локтей [65] . И тут кузнеца осенило: «Бог мой, здесь же свиней откармливают!.. А потом в жир живой свиньи засовывают разогретые докрасна клинки и закаливают. Делов-то!.. Так и мы делаем! Дурак, зачем я заранее мужичонке заплатил!.. Узколобик, а на золото особый нюх имеет. Поди теперь, забери назад... Завизжит, что твоя свинья, когда из-под засунутых в неё клинков начинает с кровью и жидким салом пар выходить...» Перейдя на осторожный шаг, раздумывал кузнец далее: «Только почему-то тихо в этих строениях, ни одного звука не слыхать... Хотя вроде как цепи звякнули...»
65
Локоть — древняя мера длины (соответствующая длине локтевой кости) размером примерно 0,5 м.
Погляд повернул голову к мужичонке, тот приложил к своим слюнявым губам указательный палец и потянул кузнеца за рукав. Схоронились за деревьями.
— Молчи и наблюдай, — осмелел мужичонка.
Вскоре звяканье цепей стало ещё явственнее. Внутри строения долго возились с запором — так долго, что и дождь перестал; освободился месяц от туч, лишь шуршали капли, стекая с веток и падая на жухлую траву и опавшие листья.
Наконец-то дверь отворилась, и стражники вывели... нет, не свинью, а какое-то странное, скованное цепями чудовище. Поражали его размеры: оно еле протиснулось в проем двери, в который свободно могли пройти бок о бок трое. Чудовище это при более пристальном рассмотрении походило на человека: вон торчит на покатых плечах, заплывших жиром, голова, вон и живот, словно лодейная бочка, которую ставят в лежню, и ноги, что два бревна. Гремя цепями, это жирное существо потихоньку начало продвигаться к кузнице, подталкиваемое сзади стражниками.
И тут Погляд всё понял: «Вот в чём тайна роденской ковки, вернее — закалки!.. Для этой цели, оказывается, не свиней используют, а рабов, выбирая на торжище склонных к тучности... Откармливают их, наверное, давая в пище мучное... Да скажи я такое Светозару!.. Да он справедливец!.. Хотя погоди, Погляд, — мысленно назвал сам себя кузнец по имени. — Ведь киевские князья, если они указы издают для обеспечения тайности, тоже знают об этом. И ничего!.. Дозволяют... А Дир, сказывал воевода, не раз похвалялся лезвием своего меча...»