Асоциален
Шрифт:
— ТВАРИ… — сжав зубы прошептал я.
Ладно, признаюсь, я и сам не святой. Но есть вещи — которые являются табу не просто для добропорядочных граждан, а для всех тех, кто называет себя человеком.
Все вопросы, которые касаются меня, моего задания и всего прочего ушли на второй план. Теперь у меня есть вопросы, которые я буду с пристрастием задавать этим задохликам.
Детей увели в большое складское помещение, где закрылись ворота и на улицах вновь воцарилась тишина. Пора найти языка.
Я в мгновение ока сориентировался и нашёл место, куда можно привести пленного, чтобы поговорить
Противники были довольно умелы и дисциплинированы. Пришлось почти что пол часа выжидать за поворотом момент, когда разбитые на пары стражники разделятся. Случилось это возле одной из сторожек. Один пошёл в «кусты», которых тут отродясь не было и быть не могло. Другой жрать и спать. Видимо начальства в ближайшее время не предвидится, раз они так смело обсуждали свои планы и очередность дежурства. Вам же хуже, утырки.
Подошёл практически бесшумно, но недостаточно. Металлический пол имеет свойство шуметь слишком сильно. Обернувшемуся уроду ударил, обезоруживая два удара — в солнечное сплетение и по яйцам, отчего он очень захотел спеть, но не имел возможности вдохнуть хоть сколько–то воздуха. Пока он не очухался, я закинул его на верх и потащил по металлическим переходам в самый затхлый и вонючий коридор. Разоружил и начал допрос.
— Привет Джавагапта. Имечко у тебя, конечно дурацкое. Ты Индус? Пакистан? А, неважно. Смотри какое дело. Я проходил мимо и узнал кое–что интересное. Но меня всё ещё мучает один вопрос — ты хочешь умереть в коже? Или предпочитаешь, чтобы жалкий эпидермис не стеснял сокращение бьющихся в агонии мышц?
— Ммммм! МММ! ММММММ!
Пять минут я его уговаривал, сломал костей девять, наверное. Крепкий попался задохлик. Выносливый. И лишь когда я достал нож его глаза приобрели так необходимый мне взгляд, полный отчаяния и бесконечного страха.
— Я вытащу кляп, а ты начнёшь мне отвечать, братик–асоциал, на каждый вопрос ответишь. Один за одним. Решишь соврать — всуну кляп и отрежу палец. Закончатся пальцы — перейдём к другим выпирающим частям теля. Понимаешь? Я — злой человек. Я — плохой человек. Но даже у меня, сука ты дохлая, есть чувства. И что–то, а гнев будить было вашей роковой ошибкой. Итак, я задаю вопрос, ты точно на него отвечаешь. Сделай как я тебе говорю, и я подарю тебе лёгкую смерть, в отличии от тех, кто сейчас охраняет склад. Да, ты понял зачем я здесь… Кивни, если ты всё понял.
Тот часто закивал головой и сломался, заплакал. Его охватила настоящая истерика и мне пришлось ещё раз врезать ему, ломая нос, чтобы он наконец успокоился.
— Итак, вопрос первый — что вы делаете с детьми?
Вытирая нож об брюки убитого, я чувствовал, как моё сердце готово разорваться и требует крови ублюдков. Сперва я
И вопрос вовсе не в страхе или желании действовать. Этот момент не вызывает у меня сомнений. Вопрос лишь в том, чтобы действительно справиться и отправить в бездну Тартара этих выродков. Причём всех, включая обычных жителей этого славного города. Эти ублюдки живут здесь, припеваючи, прекрасно зная, что именно тут происходит. Дети — живой товар. Этот город — первая остановка охотников за безобидной добычей, что проводят похищенных через лабиринт подземелий, отправляя их во внешний мир. Грёбанный киднепинг. И все эти активные, жизнерадостные жители занимаются чем? Помощью. Помощью этим сраным похитителям, занимаясь предпродажной подготовкой детей, их сортировкой и учётом. Покормить, обдурить, наобещать, что скоро всё закончится, чтобы они были послушнее. А сами детям метки вешают на шею. Розовая тряпочка — в сексуальное рабство. Красная — дешёвый универсальный раб, хоть к наркоторговцам, хоть к садистам–убийцам или даже, культистам для жертвоприношения. Синяя — рабы для благородного общества. Знать бы ещё этих сук поимённо, да в гости наведаться. Зелёная — это плохой раб, но его можно отдать одним ублюдкам на органы, для спасения и продления жизни других ублюдков.
Я новым взглядом посмотрел на этот городок. До «рассвета» ещё слишком далеко. Вот только этот город и его жители уже никогда не увидят ни настоящий, ни искусственный рассвет. Ну а для любителя маленьких беззащитных детишек Джо–Джо у меня припасено особое блюдо…
— Добрый день, Тринадцатый. Как у тебя настроение? Припадки больше не беспокоят?
— Хэй, доктор! Нет, спасибо большое. Твой совет — просто супер! Давно я так хорошо себя не чувствовал.
— Ещё бы, Тимур Машуков плохого не посоветует. Могу ли я спросить тебя, что именно ты сделал?
— Да, конечно, док! Я просто взял и завёл себе друга!
— Завёл друга? Но, прости меня, друзей не заводят, это же не животные. Подружиться — это процесс, зависящий от воли сразу двух сторон.
— Ну, просто он ещё со мной не знаком лично. Как–то всё времени не было встретиться. То мои заботы, то у него дела.
— А кем он работает? Расскажешь мне о своём новом друге? Зная тебя, думаю, что это кто–то из высоко значимых социальных граждан.
— Нет, этим напыщенные индюки и их бесполезные детишки давно перестали меня привлекать. Я получил от них всю информацию, что хотел. А сейчас я решил пойти от обратного! Представляете! Мой новый друг — асоциален!
— Асоциален?
— Ну, не совсем так. Он был обычным низко значимым… А там так закрутилось, я очень хотел одну сцену из фильма повторить, но мне нельзя было раскрывать себя. А он как раз нуждался в помощи. В общем, я пришёл с ним знакомиться, это по работе было, а он возьми да отключись. Я помог ему и тогда–то и решил, что такой человек, одинокий, брошенный, не понимающий, что происходит… Он такой же как я. Я должен ему помочь. И он меня поймёт. Он станет моим другом!
— Но Тринадцатый… Ведь ты же не…