Ассасин и сын
Шрифт:
— Предполагаю, я должен, как и в прошлом году, отреставрировать мозаику на печи.
— Точно.
— Печь, если я могу себе позволить подобное замечание, очень странное место для мозаики. По правде сказать, и мозаика эта очень странная.
Мнение Чилперика о репродукции Миро совпадало с мнением самого Джозефа. Со времени возведения виллы Голдфранков вкусы изменились, и молодое поколение начало относиться очень пренебрежительно к абстрактному искусству, вызывавшему восхищение у двух предыдущих. Но будучи домашней прислугой Чилперик не имел права высказывать свою точку зрения. Джозеф призвал его к порядку.
— Это прекрасное произведение
После чего бесшумно укатился на своих алюминиевых колесиках, толкая перед собой столик для завтраков.
Джозеф сел и приступил к сегодняшнему заданию: заучиванию наизусть части V главы XXVII четвертого тома «Истории Цивилизации» Вилли Дюранта. Он готовил себя к посвящению в сан.
Когда солнце и Парасоль оба оказались на высоте в двадцать пять градусов над горизонтом, Джозеф отложил исторический труд и отправился проверить работу Чилперика.
От этой задачи он вполне мог себя освободить: подобно роботу, на которого он столь сильно походил, Чилперик был не способен бездельничать. Скорлупники по своей натуре были очень старательными, но отец Джозефа видел лишь притворство в этой черте характера и привил свои подозрения сыновьям.
Как и большинство Сефрадимов, глава семейства Голдфранков был убежден в том, что скорлупники, не смирившись с поражением, плетут тайный заговор: наваждение вполне объяснимое у человека, который за двадцать лет профессиональной карьеры ассасина убил столько туземцев, что точное число жертв уже не имеет большого значения. Голдфранк терпел присутствие у себя Чилперика по четырем причинам: скорлупник был внешним признаком богатства; он находился в услужении у Голдфранков с незапамятных времен, так что уволить его было уже дурным тоном; он выполнял работу трех слуг (но и оплачивался соответственно); наконец, он был нейтрального пола, что успокаивало самого Голдфранка.
— Мэтр Джозеф?
— Да, Чилперик?
— Если я закончу до Затмения реставрацию этой замечательной фрески, можно мне будет сходить в деревню, где меня ожидают на совокупление? Я всего на несколько минут.
— Конечно. Только зайди там в Земной квартал и купи мяса для жаркого на обед. Нужно приготовить его к возвращению Отца, ближе к противостоянию.
— Будет сделано.
Чилперик вернулся к работе. Но Джозеф подозревал, что он уже телепатически сообщает своим шести компаньонам о скором прибытии на совокупление.
Скорлупники были гептополыми; столь высокая степень сексуальной дифференциации встречалась только у аморфных телепатов. Джозеф не имел ясного представления о процессе сефарадского размножения; он знал только, что два скорлупника исполняют функции самцов, двое других могут быть названы самками, матка была гермафродитом, а два индивидуума нейтрального пола служили своего рода катализаторами. «Нейтральные» побуждались не сексуальным влечением в чистом виде: один участвовал в общем процессе вегетативно, другой (таким был Чилперик) улучшал пищеварительную функцию.
Чилперик как-то пытался представить Джозефу более детальное описание, но эта тема у молодого человека, как и у большинства людей, вызывала научного интереса меньше, чем отвращения. Чилперик мысленно пожал плечами и оставил дискуссию.
Воздействие этой гептополости на туземную культуру (и, опосредовано, на земных колонистов) было огромным.
Появление землян на Сефараде вызвало глубокие социальные перемены. Прибывшие не были ни телепатами, ни объектами телепатического воздействия, могли убить сефарадца, не унаследовав ментальных способностей жертвы и не имея, таким образом, возможности ими воспользоваться. Выходило, что интерес землян состоит исключительно в оплате, которую они получат за свою работу: так родилась профессия ассасина. Как только стало известно, что происходит на Сефараде, правительство Земли решило использовать планету, связанную с ней экономически, в качестве колонии для преступников: убийцы могли выбирать между пожизненным заключением на Венере и ссылкой на Сефарад.
Все они выбирали Сефарад.
Джозеф был праправнуком Леонарда Голдфранка, наемного убийцы, снискавшего себе в 2330-ых годах определенную известность в Чикаго. Такой предок в генеалогическом древе приравнивался к пилигриму с «Мэйфлауэр».
Снаружи кто-то постучал. Хотя звук приглушался толстыми стенами дома, Джозеф узнал удары дверного молота: так стучала Леора. Пройдя террасу, он подошел к дубовым воротам (дуб вырос не на Земле, но стоил так же дорого, как импортированная древесина) во внешней ограде виллы и впустил невесту старшего брата.
Без всякого стыда Леора Хьюз размотала свой хиджаб. Несмотря на то, что он уже видел ее лицо (в присутствии брата), Джозеф не смог удержаться, чтобы не отвести взгляд.
— Что за глупость, — сказала она с упреком. — Вы можете смотреть на меня. В конце концов, через несколько недель я стану здесь жить.
Это было такой же правдой, как и то, что через несколько недель Джозеф покинет дом своего отца, но Леору не смущали подобные тонкости.
Покраснев, Джозеф повернулся к ней. Избегая насмешливого взора черных глаз, он украдкой любовался белизной тщательно оберегаемой кожи и припухлостью нижней губы, алый цвет которой делал ее еще более полной.
— Мой брат будет в отсутствии весь день.
— Он… работает? — спросила она. Насмешливость бесследно исчезла из ее взгляда, и лицо казалось побледневшим.
— Да, с Отцом. Они вернутся вечером, и я скажу, что вы заходили.
— Я еще не ушла. Вы не пригласите гостью в дом? Жара совсем меня изведет, если я выйду прямо сейчас.
Хотя солнце было еще в часе от Затмения, температура уже поднялась до тридцати шести градусов по шкале Цельсия.
— Впрочем, — продолжила она, когда он вел ее в атриум, где мраморный дельфин (доставленный из Италии) испускал изо рта струйку ледяной воды, — впрочем, я ведь могу прийти к вам, так же как к Дэвиду. Дэвиду всегда нечего мне сказать.