Ассасины
Шрифт:
В данный момент кардинал беседовал с мужчиной с большой родинкой на носу. Элизабет сразу узнала в нем Дрю Саммерхейса, с которым познакомилась на похоронах Вэл. Дрискил стоял рядом и внимательно слушал, что говорит Саммерхейс. Выражение лица у Бена было самое невозмутимое, даже отрешенное, а вот глаза — несчастные, усталые, потерянные. Она считала, что слишком хорошо его знает и вправе делать такие выводы.
Д'Амбрицци же, выступавший в роди «инспектора манежа», просто блистал. Весь вечер прекрасно владел собой, занимал гостей, то же, впрочем, можно было сказать и о его поведении на приеме у Инделикато. Хотя само его прибытие на эту вечеринку, визит в тайник Инделикато... Она до сих пор не могла опомниться при виде помещения, битком набитого похищенными
Дрю Саммерхейс стоял у стеллажа с напитками с бокалом шерри в руке. Рядом с ним маячил какой-то низенький молчаливый человечек. В прошлом некто наверняка воспользовался ножом для чистки картофеля или опасной бритвой, чтоб полоснуть его по горлу. Шрам остался просто безобразный. Там же был и монсеньер Санданато, с ним беседовал седовласый господин с широкими покатыми плечами. Элизабет представили ему. Она увидела большие влажные глаза с пурпурными мешками под ними, звали господина доктор Кассони. Прогуливаясь по комнате, она столкнулась с пожилым господином, огромный нос которого был буквально усыпан бородавками. Это был журналист из Парижа по фамилии Патерностер. Отче наш... Клайв Патерностер.
«Интересно, находится ли здесь же Архигерцог?» — подумала она. Это было бы очень похоже на Д'Амбрицци, привести сюда Архигерцога, предателя, и представить узкому кругу лиц. Впрочем, предсказать поступки Д'Амбрицци было невозможно. Он подобен птицелову, только без сети, вечно залавливает какие-то редкостные экземпляры.
Расхаживал среди приглашенных и отец Данн, то с одним словом перемолвится, то с другим, а в следующую секунду он уже под боком у Д'Амбрицци и тоже попивает шерри. Беседовали на самые общие темы. Она была здесь единственной женщиной, как, впрочем, и всегда. Обменивались шутками по поводу телефильма, говорили, что Инделикато решил заняться саморекламой. Масса домыслов была высказана о здоровье Папы, хотя, наверное, то же обсуждали сегодня на каждом обеде в Риме. Говорили о том, какой цирк начнется, когда Каллистий умрет, как со всех концов света в Рим слетаются кардиналы, выбирать его преемника. Отец Данн не удержался и весьма ехидно прокомментировал амбиции архиепископа кардинала Клэммера. Тот якобы собирался стать первым Папой-американцем.
Обед проходил в тех же непринужденных беседах, хотя и чувствовалось некоторое напряжение. По-видимому, гости начали недоумевать, с какой целью их позвали разделить с кардиналом эту трапезу. Неизбежно заговорили о том, что Папа вызвал к себе Инделикато, и за столом тут же воцарилась нервная выжидательная тишина. Но тут Д'Амбрицци улыбнулся во весь рот и заявил, что нечего на него так смотреть, он понятия не имеет, что тем вечером пришло на ум Папе. И вскоре беседа вернулась в нормальное русло.
Элизабет пробралась к Бену и уселась рядом, он одарил ее благодарной улыбкой. Но глаза смотрели все так же потерянно, и он не произнес ни слова. Элизабет не выдержала и спросила, все ли с ним в порядке.
— Да, конечно, — ответил он. — Нет, разумеется, не в порядке. Неужели все этим и кончится? Сведется ни к чему?... — Говорил он тихо, но возбужденно, никто, кроме нее, его не слышал. Лицо оставалось невозмутимым. — Допустим, убийств больше не будет. Но неужели мы удовлетворимся этим? А как же тогда Вэл? А мы с тобой? Оба мы просто чудом остались в живых, и вот теперь тема, видите ли, закрыта. И ничего так до конца и не прояснилось.
Элизабет кивком дала понять, что разделяет его чувства.
— Нам просто затыкают рот. Что же делать?
Бен пожал плечами.
— Не знаю. И все же очень хотелось бы выяснить, кто отдавал приказы Хорстману. Всем, похоже, плевать. Возможно, я слишком наивен, но до сих пор хочу знать, кто хотел прикончить тебя и нырнул с балкона, кто дал Хорстману список жертв, кто этот ублюдок... И я хочу убить Саймона, кем бы он там ни оказался, а потом найти Хорстмана и убить и его тоже. Понимаю, это похоже на безумие, но я не успокоюсь, пока не доведу дело до конца. — Никогда прежде она не слышала такой горечи в его голосе. — Я привык отдавать долги. Я играл в футбол. Я был юристом. Им и остаюсь. Это просто нечестно. Они пытались убить нас, а мы должны сидеть сложа руки? Ни черта подобного! Я должен им отплатить! — Он усмехнулся. — Я заработал это право.
Она взяла его за руку. Жест показался абсолютно естественным. Все изменилось с тех пор, как она ворвалась к нему ночью в номер, набралась мужества объясниться, отбросив все свои глупые предрассудки и гордыню. Теперь она могла взять его за руку, сжать ее в своей и не опасаться, что ее вдруг потянет читать ему занудные лекции на тему того, что Церкви видней. Теперь между ними все было как тогда, в Принстоне.
Тут Д'Амбрицци призвал гостей к вниманию. Ужин кончился, официанты принялись убирать тарелки, а Элизабет даже не успела заметить, что ела. Напротив, через стол, сидел Санданато, напряженный, пытающийся взять себя в руки. Казалось, он никак не может сфокусировать взгляд. На лбу выступили мелкие капельки пота. Он отер его тыльной стороной ладони. Он переводил взгляд с нее на Д'Амбрицци. Д'Амбрицци, падший кумир Санданато...
Д'Амбрицци поднялся и заговорил, похоже, он пребывал в отличном настроении:
— Спасибо за то, что почтили меня своим присутствием. Вы, возможно, удивляетесь, зачем это я вдруг с такой настойчивостью приглашал вас сегодня... Не случайно, уверяю вас. Сестра Элизабет, вы были ближайшей подругой сестры Валентины. Бен Дрискил, Вэл была вашей единственной и любимой сестрой. А потому сестра Валентина послужила вам пропуском. Отец Данн, мой старый друг, доверенное лицо... в самые тяжелые критические времена я всегда обращался к вам за помощью и советом. И серия убийств, что началась полтора года тому назад, была для меня, старого крестьянина, страшным ударом. Дрю Саммерхейс, я знаю вас полвека, работал с вами, вместе с вами составлял заговоры и антизаговоры как в военное, так и в мирное время. Вы человек, на которого тоже можно положиться в критический момент. Клайв Патерностер, вы с Робби Хейвудом так много видели в своей жизни, так много знаете, что было бы просто нечестно вычеркнуть вас из последней главы этого повествования... Жаль, что Робби нет с нами сегодня, его бы очень позабавила эта мелодрама. Мой друг и личный врач доктор Кассони, вы являетесь также доктором Папы и не отказывались информировать меня о состоянии его здоровья. А здоровье понтифика — это ключ к разгадке всей таинственной истории. Ведь именно с началом его болезни начались и убийства.
Он откашлялся.
— И ты, Пьетро, монсеньер Санданато, мой преданный союзник в стольких сражениях, моя опора и сила... Пожалуй, нет на свете человека, более убежденного в необходимости спасения Церкви от врагов. А потому и тебя я решил пригласить сегодня. — Он улыбнулся и оглядел всех присутствующих.
— Одного человека вы пропустили, — сказал Бен Дрискил. — Вон того коротышку. Я уже видел... это он преследовал меня на улицах Авиньона. А нас почему-то не познакомили.
— Дрю? — вопросительно вскинул брови Д'Амбрицци.
— Это Марко Виктор, — сказал Саммерхейс. — Он, как бы это помягче выразиться, мой телохранитель. Сопровождает меня везде. И вот что, Бен, не надо было убегать от меня там, в Авиньоне. Вам незачем меня бояться... Надеюсь, вы это понимаете.
— Конечно, — насмешливо кивнул Дрискил. — Теперь мы друзья.
Сестра Элизабет знала, о чем он думает. Саммерхейс и есть Архигерцог. Вот сукин сын! Проснись же, Святой Джек, этот человек предатель...
— Ну вот, теперь, — сказал Д'Амбрицци, — все познакомились. И я могу начать свою историю, знать ее имеет право каждый из здесь присутствующих. Проявите терпение, друзья мои. Эта история в лучших традициях Борджиа, которую довелось и еще не раз доведется пережить нашей Церкви.