Астийский Эдельвейс
Шрифт:
Но ничего подобного не произошло. Встречающие медленно, словно нехотя, вытянули вперед руки. Некоторые из них выдавили из себя какое-то подобие улыбки, другие просто скользнули равнодушным взглядом по люкам корабля. Лица встречавших были каменными. Ни один возглас не нарушил тягостной, как ее ощущал Максим, тишины.
Люки корабля захлопнулись. Он медленно погрузился в пучину вод. А сверху опускался уже второй корабль. Потом третий… И все происходило точно так же.
Максим с укоризной посмотрел на Горо. Тот понимающе кивнул:
— Да… Я и сам немного отвык от холодности своих соотечественников. Я ведь лишь недавно вернулся из большого галактического рейса. Однако, может, так и должно быть? Нельзя же давать волю чувствам…
— Но почему же, почему?
— Чтобы не дать им побороть себя, чтобы не увлечься необдуманными поступками.
— Разве они всегда опасны?
— Иногда — да. — Горо вдруг нахмурился, словно вспомнил о чем-то неприятном, и резко переменил тему:
— Общественное устройство? Законодательная власть осуществляется здесь Высшим директориумом Системы, члены которого не избираются и не назначаются. Он не ограничен ни количеством законодателей, ни сроком их полномочий. Членом директориума может стать каждый, кто хочет и считает себя способным к руководству Системой. Он должен лишь сдать соответствующий экзамен Главному кибернетическому устройству. Одним из таких законодателей являюсь я. Нас очень немного. Мы живем в разных уголках Системы, вплоть до искусственных спутников и галактических кораблей. Кстати, каждый командир галактического и внегалактического корабля становится автоматически членом директориума. Это вытекает из самой сущности космических экспедиций. Наши корабли летят лишь с одной целью — за знаниями. Мы очень редко собираемся вместе. Мы не заседаем, не проводим дискуссий, не голосуем. Мы лишь время от времени обмениваемся мнением по самым важным и интересным вопросам, используя обычные каналы связи. Мы не пользуемся абсолютно никакими привилегиями по сравнению с другими гражданами Системы, кроме одной — Кибер регулярно информирует нас о всех событиях, происходящих в Системе и за ее пределами. Впрочем, такую информацию при желании может получить и любой другой гражданин Системы.
Как же осуществляем мы свои законодательные функции? По каждому вопросу, возникшему у Кибера или поднятому одним из членов директориума, равно как и любым гражданином Системы, Электронный секретариат директориума — единственная ячейка, не подчиняющаяся Киберу, — запрашивает мнения членов директориума. Это свое мнение мы направляем в секретариат, и тот анализирует его. В случае совпадения не менее чем восьмидесяти процентов рекомендаций членов директориума они становятся законом и вводятся секретариатом в обязательную программу Главного кибернетического устройства. В противном случае секретариат уведомляет нас, что мы не пришли к общему мнению и должны еще раз подумать над поставленной проблемой. В этом случае каждый член директориума может ознакомиться с рекомендациями и других членов…
Они беседовали долго, пока их не прервала Этана:
— Нам пора, Максим.
Максим встал, извинился:
— Позвольте задать вам еще один вопрос. Почему вы решили стать членом директориума?
— Причин много. Я с детства, еще будучи в космосе, интересовался общественным устройством различных цивилизаций. А потом… Пора уже менять кое-что в Системе.
— Что же вам в ней кажется несовершенным?
Горо неожиданно улыбнулся:
— Именно то, что все у нас слишком совершенно. И это, оказывается, отнюдь не лучшая обстановка для истинного развития человеческого общества.
Этана ждала их в гравилете. Вместе с ней в гондоле сидела другая молодая женщина, смуглая, темноволосая, с удивительно красивыми глазами янтарного цвета.
— Знакомьтесь, друзья, — сказала Этана. — Риека полетит с нами, ей по пути. Поощайте, Горо.
Гравилет снова летел над бескрайним океаном.
— Риека, — сказала Этана, обращаясь к молодой спутнице, — Максим — житель другой планеты и другой системы, и ему очень хотелось бы познакомиться с нашей эпохой Ингрезио. Ты историк, хорошо знаешь ее.
— Эпоха Ингрезио? Но ведь это очень древняя эпоха. Мы знаем о ней больше по легендам, чем по документальным источникам. Тогда не было не только Кибера, Системы, не было даже информаториев планет. Система состояла из многих враждующих государств, а люди были сущими дикарями — они убивали друг друга. И вот тогда, если верить сказаниям, здесь, на второй планете, был выведен дивный цветок — ингрезио или, на языке древних, «надежда на счастье». Произошло удивительное чудо. Аромат цветка сделал людей мягче, добрее, заставил их забыть вражду, ненависть, позволил слиться в одну дружную семью, какой мы знаем сейчас Систему.
— Если верить сказаниям… А как было на самом деле? Как вы считаете?
— Я считаю, что все это, конечно, сказка. Красивая сказка! Но, как и во всякой сказке, в ней есть своя большая мудрость. Ясно, что то было время борьбы добра и зла. И победило добро…
— Каким образом? — Максим сгорал от нетерпения.
— Об этом тоже можно только гадать. Документов того времени осталось мало, и они противоречат друг другу. Скорее всего правы те исследователи, которые считают, что решающую роль сыграло открытие гравитационной энергии. Группа ученых, которая сделала это открытие и которая отдавала себе отчет в трагических последствиях, к каким может привести использование гравитационного оружия, предъявила нечто вроде ультиматума агрессивно настроенной державе, заставив уничтожить все виды вооружения и сесть за стол переговоров. Представьте, что произошло бы, если бы результаты их трудов попали в руки властолюбивых негодяев, каких достаточно было в то время в мирах Системы. Наступил бы невиданный разгул деспотизма, а может быть, и гибель цивилизации. Но миролюбивые силы спасли планету, умело применив блестящее открытие. Вот где источник сказаний об ингрезио. А народ потом облек все это в поэтичную форму.
— Но ведь такой цветок действительно существует, — возразила Этана. — Астийский эдельвейс, — шепнула она Максиму.
— Да, это так, — продолжала Риека. — И мы располагаем уже документальными данными, что специальным решением Высшего директориума ингрезио был запрещен во всей Системе. Исключение предоставили лишь галактическим кораблям. Вот почему я так рвалась на эту встречу. Увидеть живой ингрезио — мечта моей жизни! Да где там! Кибер позаботился, чтобы цветок не попал даже на челночные корабли.
— Но почему цветок запретили? — спросил Максим.
— Потому что он действительно делал людей более эмоциональными, менее рассудочными. Недаром народ именно его взял в сказку. И я до сих пор не могу согласиться с этим. Наши чувства притупились. А я бы засадила сады этими чудесными цветами…
— Зачем? — пожала плечами Этана.
— Чтобы вернуть людям настоящее человеческое счастье. Я уверена, что соотечественники Максима много счастливее, чем мы. Жизнь их богаче, чувства глубже, любовь красивее. Так ведь, Максим?
— Мне трудно судить…
— А вы расскажите нам о вашей любви.
— Любви землян?
— Да, о самой красивой, какую пережили вы.
— Я всю жизнь любил и люблю одного человека, — ответил Максим и тут же засомневался в искренности своего ответа.
Высадив Риеку, гравилет снова поднялся в воздух. Небольшой зеленый островок, где жила девушка-историк, быстро скрылся в туманной дымке, и теперь из бирюзовых волн поднимались роскошные дворцы и громадные спортивные сооружения, предназначенные, наверное, для всепланетных празднеств. Это был, по-видимому, один из самых красивых уголков планеты.