Атака вслепую
Шрифт:
Теперь же там, где до войны, с незапамятных времен, стояла довольно большая деревня, где родился и вырос Егор, оставались лишь обугленные нижние венцы когда-то крепких сельских построек. И еще до конца осени следующего года на месте многих из них возвышались черные от копоти каменные трубы печей.
Теперь уже и труб этих видно не было, потому как ушлые саперы, да просто солдаты из развернутых по округе воинских частей, разобрали их на отдельные кирпичики, чтобы сложить для себя простенькие печурки в своих блиндажах и землянках. И, наверное, кто-нибудь из них, ломая печную трубу на месте бывшего дома семьи Щукиных, прочитал на ней надпись, сделанную
И он отомстил! Не раз и не два. Он мстил много раз. Мстил старательно. Каждый раз, когда выбирался по приказу командира на передовую и вел наблюдение за передовыми позициями врага, когда отправлялся на задание, чтобы провести тщательную разведку, когда уходил в составе группы за «языком», когда прикрывал отход своих товарищей, принимая весь огонь преследователей на себя.
Жажда месть обуяла его. Она руководила им. С мыслью о мести он засыпал и просыпался. Он бредил отмщением за родной дом, за погибших селян, за не вернувшихся с боевых заданий друзей, за павших в бою однополчан. А рядом с ним были такие же обездоленные, лишенные дома и близких людей солдаты. У кого-то дом и семья остались там, где сейчас засел враг, где царят оккупационные порядки. У кого-то и вовсе никого и ничего уже не было, потому как пламя войны забрало все живое и неживое, что имелось в мирное время у человека.
И если Егор был осведомлен о своих родственниках, о месте их нахождения, о быте, о жизни, писал им письма и получал ответные послания, то рядом с ним служили и такие, кто не имел такой возможности и даже не ведал о судьбе родных и близких абсолютно ничего.
Как ни вглядывался разведчик, трясясь в повозке, в ту самую сторону, где предполагал увидеть родную деревню, а точнее уцелевшие печные трубы на месте домов, ничего у него не получалось. Трепет воспоминаний трогал его за сердце, губы тряслись от наваливавшейся слабости, зубы сжимались то от ненависти к врагу, то просто оттого, чтобы не завыть от боли за родных и близких людей.
– Подъезжаем, – вывел его из оцепенения голос одного из солдат, с кем он ехал из дивизионного санбата.
– Давай сами! Пост уже проехали, доберемся через лесок. Тут рукой подать, – ответил ему второй боец, видимо, товарищ первого, подначивая того самостоятельно дойти до родной части.
– А давай! – прозвучал ответ, и телега немного качнулась, оттого что два бойца спрыгнули с нее, намереваясь продолжить свой путь отдельно от всей команды возвращающихся.
Егор, подумав, тоже решил не делать крюк, а дойти до родного подразделения более коротким путем и спрыгнул с повозки.
– Стой, солдат! – одернул разведчика строгий голос откуда-то из-за спины, когда он уже прошел в одиночку не меньше километра и успел за это время миновать изгиб леса и проскочить сквозь рощу, знакомую ему еще с детства.
Не ожидавший резкой и внезапной команды, прозвучавшей неведомо откуда, Егор встал как вкопанный.
– Растяпа! – почти шепотом сказал самому себе сквозь зубы боец, ругая себя за расслабленность и невнимательность в дороге. – А еще разведчик!
– Куда следуем? – обошел его сзади и встал по фронту невысокий, со строгим взглядом и довольно пышными светлыми усами солдат, облаченный в удобную для маскировки в лесу плащ-палатку с накинутым на голову капюшоном. – Документы предъявите!
– Ваше какое дело? – огрызнулся Егор, прищурив глаза и начав быстро оценивать обстановку вокруг себя.
Впереди, из-за толстого ствола отдельно стоящего дерева, медленно сделав шаг в сторону, появился довольно рослый солдат в плащ-палатке, уверенно нацеливший на разведчика винтовку с примкнутым к ней штыком. Еще один, наступив на сухую ветку и с громким хрустом сломав ее, чем выдал свое появление, мелькнул слева, за кустами. Тот тоже держал в руках винтовку, наведенную в готовности открыть огонь, если того потребует обстановка или прозвучит команда старшего.
Посмотрев на первого, того самого, кто приказал остановиться и предъявить документы, Егор поймал взглядом его еле заметное движение глазами, будто он руководил действиями еще кого-то, кто сейчас стоял за спиной разведчика, чуть правее, чтобы не быть на линии возможного огня своих товарищей.
– Грамотно обложили! – тихо, почти про себя, сказал и натянуто улыбнулся взятый в кольцо боец, продолжая водить глазами по сторонам, чтобы полностью увидеть всех тех, кто преградил ему путь.
– Документы, говорю, предъявите! – повторил невысокий, со светлыми пышными усами мужчина, поправляя рукой автомат, что висел у него на плече.
Егор медлил, продолжая осматриваться. Он демонстративно, плавно и не спеша обернулся, чтобы получше рассмотреть обступивших его солдат, что стояли по разные стороны от него. Все они, кроме усатого, которого он определил как старшего в команде, были вооружены винтовками, и только один имел при себе автомат. Это успокоило разведчика, прекрасно понимавшего, что перед ним сейчас были не диверсанты врага. Эти вряд ли бы несли с собой громоздкое оружие с длинным штыком на стволе, мешавшее активному маневрированию и скрытным действиям. Перед ним были свои, родные бойцы Красной Армии, выполнявшие задачу по охране прифронтовой зоны. А он сам стал лишь их очередным объектом для рядовой проверки.
– Старший патруля сержант Фролов! – уже негромко произнес усатый и повторил: – Предъявите документы.
Понимая, что обстановка начала разряжаться и он находится среди своих, разведчик быстро, чтобы не тратить общее время, распахнул на груди ватник и извлек из нагрудного кармана гимнастерки черное кожаное портмоне. Внутри его он хранил книжку красноармейца, комсомольский билет, два последних письма от матери и сестры и крохотную, написанную на клочке бумаги, справку из медсанбата.
– Ого! – одобрительно протянул усатый сержант, изобразив что-то вроде улыбки и удивления на лице, после того как увидел в руках простого солдата предмет, редко встречавшийся в обиходе обычных красноармейцев.
Егор поспешил убрать портмоне назад в карман, заметив сосредоточенный на нем взгляд старшего патруля.
– Трофей? – спросил сержант, принимая передаваемый ему для проверки документ, и добавил, делая первый для себя вывод: – Разведчик, что ли?
– Разведчик, – неловко, будто смущаясь от точного и скоропалительного определения его воинской специальности, ответил Егор.
– Только у вас, у разведчиков, такое и можно увидеть. Да еще и нож у тебя ладный, тоже трофейный, – говорил, немного морщась от легкой улыбки, сержант, разглядывая попеременно то самого Егора, то его книжку красноармейца, содержащиеся в которой данные его как будто не интересовали.