Атаман Анненков
Шрифт:
Организационное сплочение эмиграции представляло вполне определенный интерес для иностранцев, главным образом для англичан, французов и японцев. Прежде всего эмигранты служили источником дешевой и надежной (без запросов) рабочей силы. Наличие русских эмигрантов-изгнанников служило постоянным поводом для привлечения общественного мнения других стран к их бедственному положению, в котором они оказались вследствие политики Советской России. Это давало лозунги для агитации против Советской власти в своих странах. И наконец, ни для кого не являлись секретом постоянно вынашиваемые планы открытого нападения на Советский Союз, в котором основные ставки делались на использование эмигрантов. Подтверждением заинтересованности в существовании вооруженных эмигрантских организаций может служить то, что благодаря финансовой и прочей поддержке англичан
Из многих личных разговоров с некоторыми английскими и другими иностранными чиновниками я вывел определенное заключение о непримиримости англичан к существованию Советской власти. Об этом, например, прямо мне говорили директор соляных монополий Гансуйской провинции Роберт Герц, провинциальный директор почт англичанин мистер Дуда. С последним я встречался много раз, в том числе у него на квартире, а также в помещении германской духовной миссии, на общих обедах у Гансуйского губернатора. Дуда постоянно отговаривал меня от намерения заняться фермерством и отойти от политики. Он убеждал включиться в активную политическую жизнь...
Я стал получать множество писем от руководителей белоэмигрантских организаций. В частности, от Казакова и Остроухова. С первых же писем стало вполне ясно, что антисоветскими организациями на Дальнем Востоке руководят английские представители. От них исходят директивы по организации всей работы. В то же время говорилось и о том, что к проектам белогвардейского генерала Лукомского, являвшегося представителем Николая Николаевича Романова, о подготовке вооруженной борьбы и всемерной поддержке белого движения сочувственно относился и наследник японского императора.
Остроухов, действуя именем Николая Николаевича, имевшего штаб-квартиру в Париже, все более настоятельно стал требовать моего приезда на Дальний Восток. Там уже находился другой уполномоченный Романова - Лукомский. Он приехал в Шанхай со специальной комиссией для обследования эмиграции на предмет ее более широкого объединения и вовлечения в борьбу против Советской России. Остроухов подчеркивал заинтересованность французов в создании сильной антисоветской организации. От него я узнал, что выполнение всех организационных задач возлагалось непосредственно на меня. Мне однозначно давали помять: в случае согласия активно участвовать в белом движении я могу не беспокоиться о своем материальном положении и обеспечении работой. И это в период, когда эмиграция находилась в крайне бедственном положении.
Однако мои ответы на все предложения оставались уклончивыми. Наконец дали понять, что такое поведение расценивается как выражение неблагодарности по отношению к англичанам, якобы активно содействовавшим моему освобождению из тюрьмы. Уместно поставить вопрос: почему английские представители так энергично стремились добиться моего освобождения из заключения и последующего расположения к ним, тогда как на Дальнем Востоке и без меня было достаточно колчаковских генералов? Причины тому довольно простые. Почти все бывшие вожди белого движения к тому времени в глазах эмиграции себя сильно скомпрометировали. Своим поведением, безучастностью к бывшим соратникам по борьбе. Иностранцы знали, что за теми вождями белая эмиграция не пойдет. Мне в этом отношении отдавали предпочтение...
Между тем в феврале 1925 года во время очередной встречи мистер Дуда снова завел речь о необходимости моего подключения к активной антисоветской деятельности. На этот раз я достаточно внятно ему изложил свои намерения:
– Здесь жизнь мне нравится, а что касается работы с эмиграцией, то на Дальнем Востоке вполне найдутся другие люди для этого дела. Я уже достаточно поработал, теперь пусть этим позанимаются иные...
Во мне все сильнее укреплялось нежелание принимать участие в дальневосточных эмигрантских организациях. Главной причиной перемены моих взглядов явилась информация о происходящих в СССР процессах, о восстановлении хозяйства, о признании всем народом власти Советов. С другой стороны я видел, как эмиграция разваливалась, она уже не могла более играть той роли, что прежде, не представляла уже силы в белом движении. Нисколько не сомневаясь в том, что в покое меня не оставят, я решил уехать в Канаду и с целью осуществления этого намерения предварительно направил генерала Денисова к английскому представителю в Пекине доктору Грейку. Он одновременно являлся уполномоченным Канады. Денисов должен был выхлопотать на всю нашу группу из шести человек визы для переселения.
В ноябре 1925 года после шестимесячных хлопот Денисов вернулся, по существу, с пустыми руками. От него я узнал, что наш выезд принципиальных препятствий не встречает. Но требуется внести залог 12 тысяч долларов в обеспечение приобретения для нас в Канаде земли. Сам переезд мы должны осуществить полностью за свой счет. Вносить за нас свои доллары желания никто не выразил...
Я убедился, что англичане глубоко презирают... потерявших свою Родину русских эмигрантов. Они покровительствуют лишь руководящей верхушке в лице Казаковых, Колесниковых, Остроуховых и им подобных. Но не рядовой эмигрантской массе, не знающей, где придется ночевать сегодня и будут ли они сыты завтра. В Шанхае существует организация под наименованием "Комитет защиты прав и интересов эмигрантов". В ее руководство входят бывшие колчаковские генералы и офицеры. Комитет связан с представителями практически всех английских фирм и предприятий, находящихся в Китае, Ни одна фирма, ни один английский пароход не примут на службу эмигранта без рекомендательного письма означенного Комитета, удостоверяющего благонадежность клиента. По существу. Комитет является своеобразным фильтром. Учитывая крайне враждебное отношение его руководства к Советской власти, можно представить, каким условиям должен отвечать претендент на получение работы в иностранной фирме.
Не менее англичан заинтересована в существовании белых организаций в Китае и Япония. Захватив в свои руки всю Маньчжурию, японцы имеют там своего надежного ставленника в лице маршала Чжан Цзолиня. Он содержит в руках своих войск вооруженный эмигрантский отряд под командованием бывшего семеновца Нечаева. Отряд рассматривается в качестве оплота будущей войны с Советской Россией, и японцы не жалеют средств на его организацию и оснащение. В целях отбора людей на службу Нечаев рассылал своих эмиссаров по многим городам Китая для вербовки безработных эмигрантов. К 1924 году отряд насчитывал до 2 тысяч человек. Мне неоднократно по почте поступали предложения вступить в отряд командиром одного из входящих в него формирований. При этом подчеркивалось, что первоначально мы будем использоваться во внутренней китайской войне, а в будущем - для борьбы с Советской властью в ноябре 1925 года в Ланчжоу прибыл есаул Черкашин. Он передал, по существу, приказное требование прибыть в отряд Нечаева. Роль мне предлагалась довольно скромная.
От определенного ответа на предложение о переходе в отряд Нечаева я уклонился. Однако надеяться на то, что меня оставят в покое, уже не приходилось. На сей счет я получил два письма с предупреждениями от руководителей белоэмигрантских организаций. В них напоминалось, кому я обязан освобождением из тюрьмы и во имя чего это сделано. Но во мне все более укреплялось намерение последовать примеру некоторых бывших участников белого движения, в частности колчаковского генерала Иванова-Ринова, которого приняли в СССР.
У меня назрел проект перехода. При этом я рассчитывал заручиться согласием на такой же шаг некоторых своих бывших партизан. Представлялось возможным все решить на месте, без поездки на Дальний Восток. В осуществлении своего намерения я ориентировался на содействие мар шала Фын Юйсяна, считавшегося в эмигрантских кругах ставленником большевиков в Китае. Когда были предприняты переговоры с маршалом, то о моих планах сразу же стало известно. Немедленно начали поступать предостережения о грозившей мне опасности, в том числе от мистера Дуда и от губернатора провинции. Некоторые послания содержали открытые угрозы, обвинения в предательстве белого движения. Это ускорило наши действия, В марте 1926 года я вместе с генералом Денисовым выехал в ставку маршала Фын Юйсяна и вступил в контакт с одним из его чиновников. Переговоры велись на предмет поступления на службу в армию маршала Фына. Дело в том, что в его войсках имелся белый отряд, в котором служило немало моих бывших партизан. Однако меня определили на должность советника командующего армией Чжан Ши-джана, и я вынужден был постоянно находиться при нем. Спустя месяц я снова получил возможность встретиться с маршалом Фын Юйсяном в его штабе и изложил свои соображения о намерении возвратиться в СССР. Маршал поддержал такое решение, и 10 апреля меня отправили через Монголию в Москву" 6.