Шрифт:
Глава первая
Не имеет права рассуждать о воле тот, кто ни разу не вдыхал полной грудью запах ночного приволья степи. Запахи накатывают волнами – то будоражат, то успокаивают. Теплый ветер, не встречая преград, гуляет по высокой траве. Вслушайся в тишину, она раскроется целым миром звуков. Всмотрись в ночной мрак – различишь каждую отдельную травинку. И ту, что примята совсем недавно.
Ночью в станицу Орликовскую примчались два красавца коня – гнедой и вороной. Хозяин коней с такой статью обычно не отпускает их далеко от себя. Даже если он не понимает
Юрию не спалось. Он без цели бродил возле своего хутора, когда увидел две мелькнувшие, как привидения тени. Кони проскакали тихо, без ржания. Атаман сразу понял, что они взбудоражены и напуганы. Призывно свистнул – они не среагировали и умчались прочь от станицы, от запахов людского жилья.
Терпухин бегом вернулся к дому и уже через минуту поскакал верхом, ориентируясь по примятой траве. Он не гнал свою лошадь во весь опор. Иногда останавливался, внимательно всматриваясь в едва различимую линию горизонта. Потом уловил запах дыма.
Дым может пахнуть по-разному, смотря что горит – хвойный лес или казачья степь, разлившаяся нефть или автомобильные покрышки. Этот дым смердел подгорелой человечиной. Как ни упиралась лошадь, Юрий направил ее в нужную сторону. Скоро он добрался туда, где совсем недавно встал на ночевку цыганский табор.
В холодное время цыгане обычно тусовались в городах. Некоторые обзаводились домом, прилипали на долгие годы, отказавшись от традиций своего племени. Других, таборных, теплое солнышко и запахи трав звали в дорогу – раз за разом они снимались с места и отправлялись кочевать дальше. Такой вот небольшой табор остановился здесь, в степи, неподалеку от станицы Орликовской.
Возле костра валялось больше десятка трупов. Удалось ли кому-то спастись? Оба коня – гнедой и вороной – наверняка паслись возле табора, недавно украденные.
Что означает скачка по степи двух коней без седоков? Никто из цыган так и не успел ими воспользоваться? Или всадники ускакали на безопасное расстояние и там решили пересесть на другой «вид транспорта»?
Терпухин взялся гасить тлеющую на мертвых одежду, горящую вокруг табора траву. Все, что не сгорело, основательно прокоптилось – потемнело и пропахло дымом. На прошлой неделе шли дожди, травы стояли свежие и сочные, огню негде было разгуляться.
Включив фонарик, Атаман стал рассматривать трупы, и сердце у него сжалось. Женщинам и детям убийцы оказали своего рода «милость», прикончив одним выстрелом. Мужчин убивали по-другому – все трупы были обезображены глубокими резаными и рублеными ранами. Кое- где лезвие разрубило кость – валялись две отсеченные по плечо руки, кисти со скрюченными пальцами. Под истлевшим шатром обнаружилась отделенная от тела голова с курчавыми волосами и бородой.
По всем признакам цыган убивали не рядовые бандиты, эти бы всех порешили из стволов. Здесь в большинстве случаев работали холодным оружием, причем не ножами. Опытный глаз Атамана опознал сабельные удары. Похоже, убийцами были либо казаки, либо те, кто считал себя казаками. А может, решили сработать «под казаков», чтобы запутать следствие.
Первый вариант выглядел невероятным. Терпухин не мог представить, чтобы его земляки или другие станичники могли сотворить такое зверство. Убивать безоружных, да еще женщин с детьми – настоящий казак на такое не способен. Второй вариант казался реальнее. Среди тех, кто носит фуражки, штаны с лампасами и Георгиевские кресты времен Первой мировой много ряженых, много сомнительных типов. Третий вариант тоже не стоит сбрасывать со счетов. Хитрых подонков сейчас развелось достаточно.
Терпухин внимательно осмотрел все тела, надеясь уловить хоть у кого-то признаки жизни. Нет, все мертвы. Мертвы уже больше двух часов. Тяжелое зрелище – запекшаяся кровь, гримасы ужаса и боли. Только одна девочка лет двенадцати лежит спокойно, с умиротворенным выражением лица. Похоже, так и не успела проснуться, когда пуля с близкого расстояния попала ей в затылок.
Терпухин снова вскочил в седло и пустил коня по кругу, пытаясь разглядеть на траве следы. Круги становились все шире, но следов от колес ему так и не удавалось высветить фонариком. Убийцы подбирались пешком, чтобы звук мотора не насторожил цыганское племя.
Откуда они шли? От самой «железки»? Терпухин как раз находился на полпути до ближайшей железнодорожной станции. Он поскакал дальше, бросив на время высматривать красавцев коней.
– Нет, не видел, – ответил дежурный милиционер на вопрос о группе мужчин.
– А цыган?
– Проскочила одна цыганка по перрону. Я не стал выходить. Как с ними свяжешься – голова потом квадратная. Виноваты или нет – столько всего наговорят, что мозги бантиком завяжутся. Я их не трогаю, если жалоб от потерпевших нет.
– Сама, значит, не жаловалась?
– Кто, она? Смеешься? Когда это цыганки по собственной инициативе к милиции обращались?
– Звони в город. Табор перерезали.
– Откуда знаешь? – недоверчиво поинтересовался сержант.
– Сам видел в степи.
– Тогда побудь здесь. Проведешь к месту.
Мент кинулся звонить, но с полпути вернулся к Терпухину.
– Пошли лучше со мной.
– Да не денусь я никуда. Звони спокойно.
Наряд появился через полчаса. По бездорожью машина могла ехать только на второй передаче. Терпухину приходилось даже придерживать свою лошадь, чтобы не вырваться далеко вперед.
На месте преступления он дал первые свидетельские показания, оставил свои координаты на случай, если понадобится следствию. Менты вызвали по рации подкрепление – работы было выше крыши. Фотографировать покойников, прочесывать окрестности в поисках следов и случайных улик, рыться в пепле, вывозить трупы на судмедэкспертизу.
Про коней Терпухин ничего не сказал, хотел вначале сам разобраться. Кража красавцев коней вполне могла стать поводом для расправы. Но неужели ублюдки, посланные покарать цыган, настолько увлеклись бойней, что позабыли о главном, упустили скакунов? Да еще и свидетельницу…
В степи уже рассветало. На востоке появилась бледно-розовая полоса, четко обозначившая линию горизонта. Но земля еще оставалась черной, лунный диск не померк, и густая трава по-прежнему казалась седой в призрачном свете. Одинокий всадник поскакал на север, потом на запад, потом развернулся на юго-восток.