Атаман
Шрифт:
– К вам какая-то женщина, достопочтенный господин! – сунул голову в дверь истекающий едким потом стражник.
– Женщина?! – Несмотря на жару, Халил Давутчак искренне изумился. – Откуда здесь женщина, мой верный, но глупый Муфрид?
– То есть не женщина, я хотел сказать, а по виду – служанка, рабыня.
– Так бы и говорил, а то – женщина… Что ей надо-то? Что, сразу не мог прогнать?
– Говорит, ее послал ваш старый знакомый, Хидаяс-бек.
– Хидаяс-бек? – Давутчак сразу же оживился, поспешно напялил на голову чалму. – Зови! Что стоишь-то? Да скажи этой
О, Аллах, милосердный и всемилостивейший, неужто… неужто вернулись наконец старые добрые времена?
– Да пребудет с вами милость Пророка. – Войдя, невольница вежливо пала ниц и отбросила с головы покрывало.
Ха! Действительно – Хидаяс-бека рабыня, досточтимый господин Халил Давутчак, слава Аллаху, никогда на память не жаловался, и эту тощую кошку запомнил – не один раз ее во дворе Хидаяса видел.
– Так что велел передать твой хозяин?
– Вот. – Служанка протянула бумагу…
– «Корабли», «новые гребцы», «трубы»… Не понимаю пока, в чем смысл… Ага, вот – «дальше разъяснит посланница».
Ниже стояла печать, истинная печать Хидаяс-бека – Халил Давутчак и ее хорошо помнил – красивая такая, с луной.
– Ну же, рабыня, не стой – разъясняй!
Посланница, не вставая с колен, поклонилась:
– Вот что молвить велел мой хозяин, драгоценнейший Хидаяс-бек. Сегодня вечером, как стемнеет, ты должен приготовить два корабля, один – большой торговый насад, другой поменьше – для охраны. Гребцы пусть будут новые – возьмешь их в земляной яме, при гавани…
– Понял, – пряча радость в глазах, кивнул Давутчак. – Из тех недавних пленников. А воины?
– Воинов даст мой господин.
– Ага, хорошо, – досточтимый Халил Давутчак ненадолго задумался и чуть погодя спросил: – И зачем все это?
Невольница оттопырила губу.
– Тут все написано, милостивейший господин – «трубы».
– Вижу, что трубы… дальше-то поясни!
– Трубы мы возьмем в Увеке, там есть один корабль, захваченный у разбойников. Как раз с трубами. Тот, кто захватил, просит немного – у себя в Увеке ему трубы не продать. А деньги мы возьмем из городской казны… якобы купим эти трубы, как ранее заказанные, за хорошую цену. Разницу же…
– Понял, – догадливый смотритель гавани ухмыльнулся и, не скрывая радости, потер руки. – Дальше я уже и сам соображу. Значит, надо выписать справку – якобы на заказ, задним числом, заранее… а потом… Ну что ты ждешь, раба? Передай своему господину – корабли к вечеру будут, уже с гребцами. Вот только кормщики и матросы… Брать знакомых как-то…
– Господин сказал – матросов найдем сами, – тихо пояснила посланница. – Немного и надо. Используем, а потом…
– Тихо ты, тихо! – Давутчак набожно поднял глаза к потолку, расписанному затейливыми арабесками. – Ничего я такого не слышал. Ваши матросы – и проблемы ваши. Что же касаемо меня – суда будут ждать вас на «синем» причале. Продовольствие возьмете на складах Кизрама-хачи. Все. Теперь – ступай.
– Слово, – поднимаясь с колен, напомнила девушка. – Нужно тайное слово. Для команды.
– Хм… – Халил Давутчак долго не думал. – Ну, пусть будет – луна. Как
– Эй вы там, на судне. Луна!
– Проходите.
Сияющий, похожий на кривую саблю месяц отражался в реке, тут же, рядом, мерцали в черной воде звезды. Взмахнув веслами, один за другим отошли от «синего» – «западного» – причала два корабля – насад с двумя мастями и широкой кормой и узенькая боевая галера. Парус на насаде не поднимали, острожный кормщик вел судно только на веслах, хотя хвастал, что прекрасно знает каждую мель на Итиле – от Нижнего Новгорода до Сарая.
Суда тихо уходили в ночь, и лишь бродяги да воины портовой стражи провожали их безразличными взглядами – плывут себе и плывут, тем более – по указанию самого Халила Давутчака.
И все равно, никто из матросов не поднимал ненужного шума, неслышно было даже щелканья бичей и стонов шиурмы, лишь еле слышно поскрипывали снасти. Да и вообще, некому было щелкать плетьми – надсмотрщиков-то не наняли, забыли. Да и черт-то с ними, или, говоря по-местному, – забери их шайтан!
Поначалу неопытные, только что прикованные к скамьям, гребцы орудовали веслами вразнобой, но постепенно привыкли, да и помощники кормщиков оказались людьми опытными – обучали, подавали команды. Быстро шиурма обучилась… слишком быстро. Видать, все же многие из гребцов знали толк в корабельном деле.
Так и шли – тихо, посередине реки, ориентируясь на мерцавшие снизу, в воде, звезды. Да и месяц светил – не так уж темно и было.
А уже под утро, как стало светать, Егор спустился к гребцам.
– Вы все с Руси, я знаю.
– С Руси, мил человек. Сказал бы, что с нами дальше будет.
– Вас выкупил один богатый и знатный человек… князь… почти, – молодой человек улыбнулся. – Дня через три пройдем ордынский город Увек, там вас раскуем, а до той поры – терпите.
– Господи, Боже ж ты мой! – кто-то из гребцов, звякнув оковами, попытался перекреститься. – Неужто правда?
– Правда, правда, – уверил Егор. – После Увека увидите. Но, парни, работу свою исполняйте хорошо, нам главное – из Орды выбраться…
– Да уж понимаем, не дети малые.
– Счастью своему не верим.
– Да и есть ли оно, счастье-то? Омманут ордынцы!
Голос донесся откуда-то ближе к корме и показался Вожникову знакомым. Молодой человек лихо перескочил через скамейки, глянул внимательно на заросшего мужика:
– Ты, что ль, Ондрей? Ну, здрав будь, Ладога!
– Господи… Свят-свят-свят! Так ить мы, атаман, тебя уж давно отпели.
– Рано меня отпевать! Давай-ка пойдем… сейчас кликну кого-нибудь расковать… Наши-то есть здесь?
– Да хватает. Только не из нашей ватаги, все Микифора люди.
Ничего нового ладожанин Ондрей не сказал, лишь подтвердил все слова да догадки премудрой Елены. Микифор Око принял с многократно превосходящими силами врага лишь первый бой, а затем счел за лучшее уйти.
– Верно, в Хлынов наши все подалися або на Нижний. Ох, Егорий – до сих пор не верю – ты! А ватага-то о тебе вспоминала.