Атаульф
Шрифт:
Бавд — он потом от чумы умер — когда побил его Винитар и объяснил, откуда у него, Винитара, такая сила, сразу уверовал в Бога Единого. Еще синяки с тела не сошли, которые ему годья Винитар наставил, как пришел уже Бавд в храм и сказал, что хочет обратиться в винитарову веру. И крестил его Винитар.
Как-то раз дядя Агигульф на дворе учил нас с Гизульфом искусству ратному. Показывал, как с копьем управляться. А годья Винитар по улице тогда шел, против нашего двора остановился и смотреть стал. Дядя же Агигульф увидел, что годья
Нас с Гизульфом, как щенков, в пыли возил. Едва успеешь на ноги подняться, как дядя Агигульф — вот он, точно вихрь, налетает и вновь в пыль тупой жердиной повергает.
Седмица или около того миновала; шли мы с Гизульфом мимо храма Бога Единого, и позвал нас годья. Увел нас за храм, подальше от любопытных глаз, и там тайно показал несколько воинских хитростей, как ловчее дядю Агигульфа жердиной достать.
И наказал все в тайне хранить. Сказал нам годья Винитар, что Бог Единый нарочно обучил его, Винитара, разному бою и всяким хитростям боевым, дабы внятнее слово истинной веры до народа нашего доходило. А если приведется веру Бога Единого среди гепидов возглашать, то тут особенно воинское искусство потребно.
Дали мы слово тайну Бога Единого, какую нам годья Винитар поведал, хранить и беречь. И ушли мы с Гизульфом.
И вызвали мы дядю Агигульфа на поединок. Мы с Гизульфом так рассудили, что у меня сил не хватит против дяди Агигульфа выстоять, а вот у Гизульфа может и хватить. И потому вышел против дяди Агигульфа мой брат Гизульф и сумел дядю Агигульфа уязвить и в пыль повергнуть тем самым образом, как годья Винитар научил.
И пал дядя Агигульф в пыль; и доволен был дядя Агигульф.
Приставать стал к Гизульфу. Откуда, мол, Гизульф прием этот знает. Гизульф же, тайну Бога Единого выдавать не желая, сказал, что своим умом дошел.
Я думаю, годью этому искусству в Скандзе Галилейской учил по повелению Бога Единого либо сам Нехемья, либо Йезос Ниван, которого называют еще Злой Йезос. Это тот, который в рога так трубил, что тын у бурга осыпался. Нам про него годья тоже любит рассказывать.
Дядя Агигульф к своему другу Валамиру идти собрался. Я увязался за ним. Дядя Агигульф меня не прогнал. Когда дядя Агигульф к Валамиру ходит, всегда занятно получается.
Гизульфа со мной не было, потому что его отец за какой-то надобностью задержал.
Дядя Агигульф и Валамир хотели потолковать с годьей Винитаром и все у него про ту историю выспросить: и как Нехемья медовухой вождя вражеского напоил, и как вождь вражеский спьяну его отпустил и телегу дал, и как Нехемья с другими людьми своего племени каменный тын ставил. Да и вообще пусть бы рассказал, как каменный тын ставят. А то, чует сердце дяди Агигульфа (да и валамирово сердце тоже), не поставят вокруг села тын Хродомер с Рагнарисом; им — Валамиру с Агигульфом — работу эту оставят. Вот и хотят молодые воины узнать все про тын, чтобы не простой возвести, не из бревен да земли, а каменный, как великие герои ставили, вроде того Нехемьи. Чтобы сравняться с Нехемьей в славе, а если получится — то и переплюнуть его.
Вот какие героические мысли переполняли дядю Агигульфа с Валамиром, когда они пива в кувшин отливали, чтобы с тем угощением к годье идти.
Пока пиво искали, валамирова раба потревожили. Спал старый валамиров раб у очага, кости грел. Но так шумели герои, что пробудился и, охая, на лавке сел. Этот старый раб Валамира вырастил и сопляком его помнил (о чем часто напоминать любил). Силки на птицу учил его ставить и иному тоже учил. И к первой девке тоже он Валамира свел, тайком от родителя валамирова.
Валамир говорит, что с годами дядька этот на диво ворчлив и сонлив стал, либо спит, либо им, Валамиром, недоволен. Все благолепие в Валамире наблюдает, все ворчит да воркует недовольно, как голубь по весне.
Перед походами дядька особенно несносен делается. Все указывает Валамиру, что он в походе должен творить и как себя он должен в походе вести и какую добычу желательно в походе взять. Ходит и бормочет о всяком разном, что в хозяйстве нынче требуется. Вот, мол, и лемех у плуга… и одежда уже не нова, прорехами так и светится…
Валамир говорит, что иной раз от одной дядькиной воркотни в походы уходит и смерти себе на поле брани ищет.
Вот и сейчас, едва ноги с лавки спустил, так сразу недовольство выказал. Куда, мол, хозяин с кувшином пива направляется? Опять, мол, хозяин с синяком под глазом явится, а поутру плакать будет, что голова у него болит?
И на дядю Агигульфа посмотрел неодобрительно, явно подозревая источник всех бед хозяина своего именно в дяде Агигульфе. Наш дедушка Рагнарис точно такими же взглядами Валамира одаривает.
Валамир рабу долго говорить не дал. Рявкнул грозно: мол, Марда где?
Марда — рабыня валамирова, девка-замарашка, одних лет с нашей сестрой Сванхильдой, а может и младше. Валамир ее из похода привез и быстро к веселью приставил. Марда родом из герулов. Валамир говорит, что благодеяние Марде сделал, избавив ее от злобных и скудоумных единоплеменников.
Ее Мардой звали, потому что на хорька лицом была похожа. А другие ее Фанило называли, то есть «Грязнулька». Она на любое имя откликалась, даже на «эй, ты».
Марда явилась, как всегда, встрепанная и с виду будто бы перепуганная. Валамир велел ей кувшин взять и сыр и нести все это туда, куда он, Валамир, и гость его и друг Агигульф, сын Рагнариса, направляются.
Дядька-раб спросил, куда это Валамир направляется с другом своим Агигульфом, сыном Рагнариса. Мол, вдруг надобность объявится хозяина искать, если хозяин домой не придет. Вдруг придется хозяина пьяного на себе нести. Или подерется с кем-нибудь хозяин неудачно — хотя бы даже с Агигульфом, сыном Рагнариса, другом своим? Надо же ему, дядьке верному, знать, под каким плетнем хозяина искать нынче вечером, а то ведь зима стоит, замерзнуть можно…