Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление (др. перевод)
Шрифт:
Девушка бесцельно бродила по комнате.
— Не хочу возвращаться домой, — проговорила она без особого чувства. — Ненавижу утро. За ним начинается день, когда нечего делать. Днем я приглашена на чай к Лиз Блейн. О, там может быть весело, потому что Лиз — изрядная сучка.
Взяв бокал, Бетти допила выдохшийся напиток:
— И почему ты не распорядишься, чтобы починили кондиционер? Здесь воняет.
— Ты закончила свои дела в ванной? — спросил он. — Мне нужно одеться. Сегодня у меня важное деловое свидание.
— Входи. Мне все равно. Мы можем одеваться вместе. Ненавижу, когда меня торопят.
Бреясь,
Арлекинское неглиже, приобретенное по объявлению в самом шикарном модном магазине, напоминало мундир, предназначенный для известных обстоятельств, в который она при означенных обстоятельствах и облачалась, а потом снимала и забывала.
Схожей была и природа их отношений. В ней не было страсти, желания, подлинного удовольствия, даже стыда.
Для них обоих половой акт не был ни радостью, ни грехом. Он просто ничего не значил. Им было известно, что мужчины и женщины спят вместе, и они поступали согласно общему обычаю.
— Джим, а почему бы тебе не сводить меня сегодня в армянский ресторан? — спросила Бетти. — Мне нравится шиш-кебаб.
— Не могу, — ответил он сердитым тоном сквозь мыльную пену на лице. — У меня сегодня очень плотный график.
— Но ты ведь можешь отложить свои дела?
— Что?
— Какими бы они ни были.
— У меня сегодня очень важное дело, моя дорогая, заседание Совета директоров.
— Ой, опять ты о своей железной дороге. Какая тоска. Ненавижу бизнесменов. Они такие скучные.
Таггерт не ответил.
Бетти посмотрела на него с лукавством и уже более оживленным тоном произнесла, растягивая слова:
— А Джок Бенсон говорил, что позиции твои на этой железной дороге не слишком прочны, потому что все дела ведет твоя сестра.
— Значит, так прямо и сказал?
— По-моему, твоя сестрица — жуткая особа. Я считаю, что это ужасно, когда женщина изображает из себя сразу смазчика вагонов и руководителя фирмы. Это настолько неженственно! За кого она себя принимает, скажи на милость?
Таггерт остановился на пороге. Припав виском к косяку двери, он пристально посмотрел на Бетти Поуп. На лице его играла легкая улыбка, саркастичная и уверенная. Кое-что общее, подумал он, у нас есть.
— Возможно, тебя заинтересует, моя дорогая, — проговорил он, — что сегодня я как раз устраиваю подкоп под собственную сестрицу.
— Ну да? — спросила она уже с интересом. — В самом деле?
— И поэтому предстоящее заседание имеет такое значение для меня.
— Ты намереваешься выставить ее из дела?
— Нет. Это не нужно и не целесообразно. Я просто хочу поставить ее на место. Мне представился случай, которого я давно ждал.
— У тебя есть что-то против нее? Пахнет скандалом?
— Нет, нет. Ты не понимаешь меня. Просто дело в том, что она зашла слишком далеко и должна схлопотать за это. Ни с кем не посоветовавшись, она учинила непростительную выходку. Нанесла серьезное оскорбление нашим мексиканским соседям. Когда об этом узнают все члены Директората, им придется принять несколько новых правил, которые моей сестрице как руководительнице Производственного отдела не удастся так легко обойти.
— Ты умница, Джим, — сказала она.
— А теперь я, наконец, оденусь. — В голосе Таггерта прозвучала довольная нотка. Повернувшись к раковине умывальника, он произнес бодрым тоном: — Так что мне, может быть, удастся вывезти тебя в ресторан, чтобы угостить шиш-кебабом.
Зазвонил телефон.
Таггерт поднял трубку. Телефонистка сообщила, что его вызывают из Мехико-Сити.
Донесшийся из трубки голос принадлежал защитнику его политических интересов в Мексике.
— Джим, я ничего не мог сделать! — пробулькал он. — Ничего вообще!.. Нас не предупредили, клянусь Богом, никто не подозревал, никто не предвидел ничего подобного, я сделал все, что мог, тебе не в чем обвинить меня, Джим, все обрушилось на нас как гром с ясного неба! Декрет вышел сегодня утром, буквально пять минут назад, без всякого предуведомления! Правительство Мексиканской Народной Республики национализировало рудники и железную дорогу Сан-Себастьян.
…посему я могу заверить джентльменов, членов правления в том, что повода для паники нет. Утреннее событие, бесспорно, следует признать прискорбным, но я могу сказать с полной уверенностью, основанной на имеющихся у меня сведениях о внешней политике Вашингтона, что наше правительство сумеет добиться взаимовыгодного договора с правительством Мексики, и что мы получим полную и справедливую компенсацию за нашу собственность.
Стоя во главе длинного стола, Джеймс Таггерт обращался к Совету директоров. Голос его, четкий и монотонный, был пропитан уверенностью в благоприятном исходе:
— Могу вас обрадовать, однако, тем, что я предвидел подобный оборот событий и предпринял все меры, чтобы защитить интересы «Таггерт Трансконтинентал». Несколько месяцев назад я дал указание Производственному отделу нашей фирмы сократить число поездов на линии Сан-Себастьян до одного в день и снять с нее наши лучшие локомотивы и подвижной состав. Мексиканскому правительству удалось захватить только несколько деревянных вагонов и один дряхлый паровоз. Мое решение сохранило компании многие миллионы долларов — после точного подсчета цифры будут представлены вам. Тем не менее я полагаю, что наши пайщики вправе рассчитывать на то, что люди, несущие основную ответственность за это предприятие, примут на себя и последствия собственной халатности. Поэтому я предлагаю, чтобы мы потребовали отставки мистера Кларенса Эддингтона, нашего экономического консультанта, рекомендовавшего фирме соорудить ветку Сан-Себастьян, и мистера Жюля Мотта, нашего представителя в Мехико-Сити.
Сидевшие за столом люди внимательно слушали его. Они думали не о том, что им придется сделать, но о том, что будут они говорить тем, чьи интересы представляют. Речь Таггерта вполне удовлетворяла их.
Когда Таггерт вернулся в свой кабинет, Оррен Бойль уже дожидался его. Как только они остались в одиночестве, самообладание оставило Таггерта. Он привалился к столу, плечи его поникли, лицо обмякло и побледнело.
— Ну? — спросил он.
Бойль беспомощно развел руками.
— Я все проверил, Джим, — проговорил он. — Все сходится; д’Анкония потерял на этих рудниках пятнадцать кровных миллионов. Никакой аферы там не было, все честно, он выложил свои деньги и потерял их.