Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или (др. перевод)

Рэнд Айн

«Не ищите здравый смысл. Поиски смысла — критерий бессмыслия. В природе смысла нет. Его нет ни в чем. Если кто и пытается найти смысл, так это усердные юные «синие чулки», которые не могут завести бойфренда, и ретрограды-лавочники, думающие, что Вселенная столь же проста, как перечень имеющихся в лавке товаров да любимый кассовый аппарат».

«Давайте разобьем цепь предрассудков, именуемую логикой. Неужели нас остановит силлогизм?»

«Итак,

вы думаете, что уверены в собственном мнении? Ни в чем нельзя быть уверенным. Вы собираетесь поставить под удар упорядоченную жизнь вашего городка, дружбу с соседями, положение в обществе, репутацию, доброе имя и финансовую безопасность… ради иллюзии? Во имя миража? Вы готовы идти на риск и обращаться в суд в столь опасное время, как наше, противопоставляя себя существующему общественному порядку, отстаивая те воображаемые представления, которые вы называете своими убеждениями? Вы говорите, что уверены в своей правоте? Правого нет и быть не может. Вы чувствуете, что в окружающем вас мире что-то не так? У вас нет возможности это знать. Для человеческого глаза все не так… и чего с этим бороться? Не спорьте. Принимайте все, как есть. Приспосабливайтесь. Повинуйтесь».

Книгу написал доктор Флойд Феррис, а опубликовал Государственный научный институт.

— Я не имел к этому никакого отношения! — отчеканил доктор Роберт Стэдлер. Он все еще стоял у стола, и у него возникло неприятное ощущение, будто он на какое-то время отключился и теперь не знал, как долго был неподвижен. Слова эти он произнес вслух, с едким сарказмом, адресованным тому, кто заставил его их произнести.

Он пожал плечами. Смеяться над собой — не грех, вот и пожатие плеч являлось эмоциональным эквивалентом высказывания: «Ты — Роберт Стэдлер, так что не уподобляйся школьнику-неврастенику». Он сел за стол, отодвинул книгу в сторону.

Доктор Флойд Феррис опоздал на полчаса.

— Извините, но мой автомобиль сломался по пути из Вашингтона, и у меня ушло чертовски много времени, чтобы найти человека, который смог его починить. Машин на дороге становится все меньше, и половина ремонтных мастерских закрылись.

В голосе преобладало раздражение. Доктор Феррис сел, не дожидаясь приглашения. В любой другой профессии он бы не мог претендовать на успех, но доктор Феррис выбрал науку, и его всегда называли «этот симпатичный ученый». В свои сорок пять лет, при шести футах роста, ему удавалось выглядеть выше и моложе.

Одевался он с иголочки, двигался с грацией танцора, но вольностей в одежде себе не позволял, отдавая предпочтение черному и темно-синему. Над верхней губой темнела аккуратная полоска усов, и институтские остряки утверждали, что волосы у него такие гладкие и черные лишь по одной причине: он мажет их тем же кремом, что и туфли. Доктор Феррис любил повторять, вроде бы подтрунивая над самим собой, что однажды кинопродюсер предложил ему сыграть роль прожженного европейского жиголо. Научную карьеру он начинал биологом, но то время давно ушло. Известность же получил как главный координатор Государственного научного института.

Доктор Стэдлер изумленно воззрился на него: неслыханное дело — на извинения хватило одного слова.

— Похоже, вы проводите в Вашингтоне много времени, — сухо заметил он.

— Но, доктор Стэдлер, разве не вы однажды похвалили меня, назвав сторожевым псом науки? — добродушно ответил доктор Феррис. — Вот я и считаю, что это моя главная обязанность.

— Такое ощущение, что вы готовы выполнять свои обязанности где угодно, только не в институте. Но, пока не забыл, вас не затруднит объяснить мне, откуда у нас это безобразие с нехваткой топлива?

Он не мог понять, с чего это вдруг лицо доктора Ферриса напряглось и приобрело обиженное выражение.

— Позвольте, но я не ожидал от вас подобных слов, — заговорил он официальным тоном, который скрывает боль, но превращает говорящего в мученика. — Никто из руководства не нашел повода для критики. Мы только что отправили подробный доклад о достигнутых результатах в Бюро экономического планирования и национальных ресурсов, и мистер Уэсли Моуч остался крайне им доволен. В этом проекте мы показали себя с самой лучшей стороны. И не заслуживаем осуждения. Учитывая пересеченность местности, сильнейший пожар и сам факт, что прошло только шесть месяцев с того момента, как мы.

— О чем вы говорите? — прервал его доктор Стэдлер.

— О Восстановительном проекте Уайэтта. Разве вы спросили меня не об этом?

— Нет, — покачал головой доктор Стэдлер, — нет, я… Подождите. Давайте разберемся. Я вроде бы вспоминаю, что институт взялся за какой-то восстановительный проект. Так что мы восстанавливаем?

— Добычу нефти, — ответил Феррис. — Нефтяные промыслы Уайэтта.

— Там был пожар, не так ли? В Колорадо? Этот… минутку… этот человек поджег собственные нефтяные поля.

— Я склонен верить, что это слух, порожденный истеричной общественностью, — высказал свое мнение Феррис. — Все эти газетные истории не заслуживают внимания. Я не сомневаюсь, что этот пожар — несчастный случай, и Эллис Уайэтт погиб в огне.

— Так кому сейчас принадлежат промыслы?

— На текущий момент — никому. Уайэтт не оставил завещания, наследников у него нет, поэтому государство взяло на себя управление месторождением на семь лет, учитывая общественную важность его регулярной эксплуатации. Если Эллис Уайэтт не объявится за этот период, его официально признают умершим.

— А почему они пришли к вам… то есть, к нам? Мы же не занимаемся добычей нефти.

— Высокая технологическая сложность поставленной задачи требует вмешательства лучших умов науки. Речь идет о восстановлении особого метода извлечения нефти, изобретенного Уайэттом. Его оборудование на месте, хоть и пришло в плачевное состояние. Частично технология известна, но почему-то полное описание процесса и его базовый принцип отсутствуют. Их нам и предстоит воссоздать.

— И как продвигается дело?