Атлантарктида. Дикий, дикий Норд. Из глубины
Шрифт:
– Это славно, – сказал Пальковский, оценивающе разглядывая корпус аппарата. – Инструменты нам пригодятся.
– Вы так думаете?
– Уверен.
Лобанов и Вербов переглянулись.
– Антарктида – континент замёрзших тайн, – с улыбкой пошутила Вершинина. – Кто знает, с чем нам придётся столкнуться.
В отсеке появился светловолосый верзила в форме капитан-лейтенанта – старпом лодки по фамилии Колодяжный.
– Товарищи, просьба разойтись по каютам, через полчаса стартуем.
– Официальных прощальных речей не предвидится? – осведомился Лобанов.
–
– Тогда мы начинаем упаковываться. Ваня, Володя – заканчивайте осмотры, по местам.
Вышли из отсека, спустились на среднюю палубу третьего отсека, где располагался жилой сектор лодки с кают-компанией, камбузом, санитарными и медицинскими отсеками. Поскольку в группе была женщина, ей выделили отдельную каюту, остальные расположились по двое: Вербов с Лобановым, моторист с бортинженером и Пальковский с Дрёмовым, археологом экспедиции.
Археолог уже находился в каюте, знакомиться с лодкой он не захотел, ему представили спутника, Вербов и Лобанов проводили Ингу до её каюты и расположились в своём кубрике с двумя койками, оборудованном всеми необходимыми удобствами для отдыха, в том числе – компьютером.
– Тебе не показалось, что этот наш седой спец по археологии не от мира сего? – спросил Лобанов, укладываясь на койку. – Говорит одно, думает о другом, взгляд отрешённый.
– Учёные многие такие, – простодушно ответил Вербов. – Поживём – увидим.
О Дрёмове он не думал, думал об Инге, согласившейся на участие в рискованнейшем предприятии в глубинах Антарктиды, и о причинах, заставивших её это сделать. Отношение майора ФСБ к мужчинам имело какое-то объяснение, и хотелось верить, что строга она не со всеми.
Антарктида, станция «Южный полюс»
17 декабря, полдень
Погода продолжала радовать необычным теплом: в районе станции температура впервые превысила рекордные минус восемь градусов по Цельсию, – и настроение у полярников, и без того почти праздничное после открытий, сделанных «Глазастиком» на дне озера Восток, поднялось ещё выше.
На сеансы связи с глубоководным роботом ходили как в кино – в штабной модуль набивалось по двадцать с лишним человек. Но терпели, время от времени проветривая тесное помещение, с жадностью разглядывая подводные картины, передаваемые телекамерами «Глазастика».
Уже всем, даже завзятым скептикам, было понятно, что робот наткнулся на неплохо сохранившееся искусственное сооружение на дне озера, и среди полярников то и дело вспыхивали споры: что это за сооружение, для чего предназначено и кто его строил. Сходились в одном: создавали комплекс, названный Куполом, древние жители Антарктиды. Но были ли они людьми или же какими-нибудь динозаврами, никто сказать не мог. Ждали новых открытий. И они не замедлили появиться.
Кроме Купола были найдены «змиевы валы» или «щупальца», сходящиеся к нему наподобие кровеносных сосудов на человеческой руке, или, скорее, как щупальца медузы, обрамлявшие её тело, а также некий столб, венчающий один из трёхметровой высоты валов, засыпанных донными отложениями.
Это была скала такой правильной геометрической формы, что её назвали Ростральной Колонной, а потом стали называть просто Колонной. Цвет скала имела красно-бурый, и на фоне зеленовато-жёлтых метангидратов и палевых донных отложений она выглядела инородным телом. «Глазастик» снял её со всех сторон, снимки были переданы в Москву через спутник, и учёные мужи в столичных университетах засобирались в Антарктиду. Обнаружение следов древней цивилизации обещало не только фонтан открытий, но и «водопад» разного рода премий вплоть до Нобелевской.
В полдень начальник станции решил упорядочить присутствие в штабе сторонних наблюдателей.
– Прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей, – сурово заявил он. – Подготовьте отчёты о проделанной за два дня работе, буду спрашивать жёстко и ответственно. Превратили подводные съёмки в наркотик, понимаешь, а субмарина стала шприцем. Знайте меру!
– Меру-то мы знаем, – разочарованно пошутил один из полярников – гляциолог, которому вообще нечего было делать в командном модуле, – да разве её выпьешь?
Посмеялись, начали расходиться, окунаясь в необычно тёплое лето Антарктиды.
Пименов дождался, когда помещение опустеет, хотел приоткрыть дверь, чтобы проветрить всё строение, и в это время в модуль ворвался Васюченко:
– Дрон!
– Чего? – удивился начальник станции.
– Над нами дрон летает, – доложил заместитель, – беспилотник!
– Чей?!
– Да кто его знает, высоко кружит, опознавательных знаков не видать, жужжит и кружится над шахтой.
Пименов набросил на себя парку, выскочил наружу.
Вместе с ним у цепочки модулей собралась небольшая толпа полярников, всматривающихся в небо.
Над станцией, вернее, над главным её сооружением – конусом шахты, через которую в озеро опустили робота, действительно кружил серебристый крестик, отсверкивая в лучах низко стоящего солнца. Изредка в небывалой тишине южного континента доносился характерный звук – полусвист-полужужжание – двух его пропеллеров. Это был не квадрокоптер, который теперь можно было приобрести в любом интернет-магазине или собрать из подручных материалов, пользуясь инструкциями из Сети. Беспилотник с двумя моторами являл собой спецмашину и был крупнее обычных дронов. По прикидкам Пименова, его длина превышала два метра, а размах крыльев – три.
– Явно дальний дрон, судя по размерам, – сказал Васюченко, козырьком приложив ко лбу ладонь. – Ближайшая станция от нас – «Конкордия», это километров семьдесят по прямой. Зачем французам посылать к нам беспилотник?
Пименов промолчал. «Конкордия» принадлежала франко-итальянскому географическому обществу и посылать беспилотник к соседям вряд ли планировала.
– Что будем делать, Палыч?
– Позови Михеева, пусть запишет на камеру.
– Есть. – Васюченко убежал и вернулся с механиком экспедиции, вооружённым видеокамерой «Фуджи», позволяющей чётко снимать небольшие объекты на расстояниях до километра.