Атлантида
Шрифт:
За время своего правления пятым островом Атлантиды Гродж сумел большую часть мужского населения превратить в воинов. Он всячески приветствовал и щедро одаривал этот труд, делая его наиболее привлекательным для мужчины. Поэтому почти все мужчины острова посвятили себя военному делу, многие из них, обученные и натренированные в беспощадных боях, входили в число войска атлантов, иные же становились дворцовыми стражами. Так или иначе, но кто однажды взял в руки медный щит и острый меч, кто сражался в жестоких боях на арене архонтова зиккурата, тот уже не мог стать земледельцем, гончаром или ткачом, – человек, ощутивший трепетавшими от напряжениями ноздрями острый запах крови, уже
Гродж был горд теми достижениями, которые приносила изобретенная им система военного воспитания подданных. Но к его величайшему огорчению правитель Хронос так и не оценил его праведных трудов, не поддержал его намерений обеспечить Атлантиде военные славу и доблесть.
– Атлантиде нет надобности воевать с другими народами, – недовольно хмуря брови, сказал как-то Гроджу Хронос, когда архонт вновь попытался склонить правителя на свою сторону. – У атлантов всего в достатке, они живут в богатстве и благополучии. Нет государства более могущественного и такого же процветающего, как Атлантида. Зачем нам воевать? Что могут атланты найти на чужой земле? Им нечего искать, у них есть все.
– Позволь возразить тебе, правитель Хронос. Помимо богатства есть еще власть и могущество. Если мы будем слишком миролюбивы, нас не будут бояться другие народы, появятся и у нас чужеземные войска, жаждущие забрать у атлантов их благодать. И потому нам надо устрашить соседей, дабы у них не возникло преступных мыслей покорить наше государство.
– Зачем сильному устрашать слабого, слабый и без того боится сильного. Еще раз повторяю тебе, о архонт Гродж, у Атлантиды великое могущество и покровительство Богов, ей не нужны военные походы и сражения. И я не намерен впредь это обсуждать.
Правитель Хронос не единожды высказывал Гроджу свое недовольство порядками, установленными архонтом на пятом острове. Как человек миролюбивый и добросердечный, он не приветствовал столь жестокого воспитания Гроджем своих воинов. Хронос под угрозой лишения звания архонта запретил Гроджу проводить бои со смертельным исходом для кого бы то ни было из их участников. Архонт, скрипя зубами, должен был подчиниться правителю, но его зиккурат, хотя уже и не так часто, как в былые времена, но по-прежнему оглашался воинственными криками состязающихся в бою фаланг и иступленными воплями публики, разгоряченной жаркой битвой. Причем, Гродж, как всегда, всем своим существом поглощаемый сражением, не спешил раньше времени отдать приказ об окончании боя, чтобы не испортить красоты действа. Он сознательно оттягивал наступление момента, когда по жесту его руки резкий звук гонга гулкими волнами разнесется по всему зиккурату.
И чем дольше Гродж откладывает этот миг, тем все исступленнее публика в предчувствии яркой развязки, и тем слаще победа одной из фаланг, ведь, как в настоящем бою, она всегда на стороне тех, чьи потери меньше. Поэтому победа в архонтовых боях неизменно присуждалась той из противоборствовавших сторон, которая меньше всего вынесла с арены раненых или убитых. Гродж просто вынужден был ослушаться правителя, – даже под страхом потери архонтства, он не мог позволить сломать свою военную систему, созданную им и проверенную в жизни. Как кузнец ударами молота ловко лепит из мягкого, разгоряченного огнем металла нужную форму, так и архонт ковал и филигранно оттачивал боевое мастерство своих воинов. И уж здесь никак не обойтись без настоящих битв, а там, где битва, там всегда смерть. Не хочет Хронос войны с соседями, противится он тому, чтобы атланты пятого острова постигали боевую премудрость, испытывая крепость своих клинков на чужеземцах, придется отдавать в жертву своих, – ничего не поделаешь, Бог войны любит жертвы, так же, как любит он и красивые сражения.
Впрочем, сегодня архонт остался недоволен битвой на арене зиккурата. Едир, предводитель наиболее искушенной в воинском мастерстве фаланги, широкоплечий и коренастый, как молодой дуб, с верной и твердой рукой, вдруг на миг потеряв бдительность и осторожность, невольно подставил для удара неприкрытый щитом бок. Архонт видел, как чей-то клинок в одно мгновение вонзился в его тело, кровь окропила одежду, полилась на землю. Едир рухнул на землю.
Гродж искренне верил в то, что воин, потерявший зоркость и особое чутье, теряет право на жизнь, он никогда не отступал от этого правила – слабый должен уступить место более сильному, – но сегодня он почему-то, почти непроизвольно, вдруг выбросил вперед руку, и тут же зазвучал гонг. По рядам зрителей, настроенных на увлекательное зрелище, обещавшее стать даже захватывающим, понесся единый вздох разочарования. Гродж и сам испытывал разочарование, быть может, от того, что один из лучших его воинов, непобедимый Едир, как будто забывший всю свою воинскую премудрость, прививаемую умелыми учителями ему и другим почти с самого отрочества, сегодня проявил глупую неосторожность и пал на поле брани, обагрив его кровью. А может быть, корень разочарования архонта таился в том, что слабость эту проявил сегодня он сам – беспощадный Гродж, в чьем сердце никогда не было жалости к слабым.
Он презирал слабаков, считал, что каждый из них достоин смерти, поэтому спокойно лицезрел даже самые кровопролитные бои, ждал исхода. Но сегодня, наверное, в первый раз он увидел, что и сильный может стать жертвой рока. И он торопливым, даже слишком торопливым жестом властно потребовал гонга, дабы спасти жизнь одному из лучших своих воинов, едва ли не самому сильному из них.
Зачем же он спас Едира? Пусть бы погиб на поле сражения, коль ничему его не научили годы воинской учебы в школе самого архонта. Горько, горько было архонту. К чему все его старания создать для Атлантиды непобедимое войско, ради чего ему приходилось рисковать милостью правителя Хроноса и собственным знатным положением, если усилия его напрасны, ведь уходящий день показал, что любой из его воинов, даже такой отважный и сильный, как Едир, может пасть в бою.
Гродж недовольно заворочался под быстрыми нежными руками Лилит, без устали растиравшей ароматной мазью его расслабленное, недвижимое тело.
– Довольно, – архонт с вздохом повернулся на спину и распорядился: – Ступай, проверь, готов ли бассейн. Да, и позови в купальню Сахура. Пусть захватит свои гороскопы.
В купальне архонта свет серебрящимся потоком струился сквозь высокие арочные окна. Голубоватая гладь бассейна с горячей водой, занимавшего собой почти все пространство, осаждала на прохладных мраморных стенах с едва различимой сетью розоватых прожилок прозрачные капли росы. Испарь лежала повсюду: на мозаичном полу, на массивных дубовых скамьях, на которых оставлял по обыкновению свою одежду архонт, на золотистой поверхности стола, где уже стоял запотевший кувшин с виноградным морсом и большое блюдо с фруктами.
Хмурый и мрачный архонт не спеша вошел в купальню. Одним движением он сбросил с себя легкую набедренную повязку и, осторожно ступая по гладким ступеням, спускающимся в воду, погрузился в бассейн. Вода обхватила мощное тело архонта, и он, взмахивая то одной рукой, то другой, было поплыл, но потом вдруг остановился, замер, повернулся на спину и, неподвижный, застыл на воде. Архонт не знал большего удовольствия, чем быть в воде, чувствовать ее прикосновение.
Конец ознакомительного фрагмента.