Атласная змея

Эмар Густав

Голубая Лисица умолк, без сомнения, затем, чтобы видеть, какой эффект произвели слова его на французских офицеров. Последние презрительно пожали плечами, но молчали.

Минуту спустя вождь продолжал:

— Бледнолицых только двое, пусть они посчитают краснокожих воинов, и они узнают, что сопротивление невозможно… они бросят оружие и отдадутся в руки моих молодых людей. Я сказал. Голубая Лисица ждет.

— А что сделают с нами краснокожие, — спросил граф, — если мы положим оружие и отдадимся воинам Голубой Лисицы?

— Бледнолицые

умрут, — напыщенно отвечал вождь. — На закате солнца они будут привязаны к столбу пыток.

— Клянусь Богом! — смеясь, проговорил молодой человек, — уж если нам не миновать смерти, то мы предпочитаем пасть храбро, с оружием в руках.

— Мой бледнолицый брат сказал нет? — холодно спросил вождь.

— Черт возьми! Да ты с ума сошел, краснокожий, если можешь серьезно делать нам такие предложения, — весело проговорил барон.

— Хорошо! — отвечал Голубая Лисица все так же невозмутимо.

Он поднял с земли свое копье и повернулся к индейцам, по всей вероятности, затем, чтобы подать последним сигнал к атаке, как вдруг раздались два выстрела.

Вождь подпрыгнул и упал лицом на землю. Он был мертв.

Около него другой индеец хрипел и катался в предсмертных конвульсиях.

В ту же минуту два человека выскочили на прогалину, набросились на индейцев, колотя и опрокидывая всякого, кто попадался им под руку. Они проложили себе дорогу и с решительным видом стали рядом с молодыми офицерами.

Последние, при виде их, вскрикнули: они узнали Золотую Ветвь и Смельчака.

Оба храбрых солдата были мокры до костей: чтобы добраться скорее, они переплыли реку. Но какое им было до этого дело, раз им счастливо удалось исполнить свое намерение.

— Добро пожаловать, храбрые мои друзья! — вскричал граф. — С вашей помощью нам больше нечего бояться, теперь нас четверо. Краснокожие узнают, что значит нападать на французов.

— Через десять минут нас будет целая сотня, капитан, — отвечал Золотая Ветвь.

— Да, — прибавил Смельчак, — мы явились в качестве передовых… вплавь.

— Молодцы! — похвалил их барон, — и вы начали с того, что избавили нас от несносного болтуна.

— Молчите, — остановил его граф, — мы поговорим потом. Теперь смотрите в оба! Индейцы готовятся к нападению. Самое главное, что бы ни случилось, надо стараться держаться всем вместе.

Краснокожие, застигнутые врасплох неожиданным нападением солдат и пораженные смертью своего вождя, сначала, по обыкновению своему, в беспорядке отступили, так как не знали, с каким количеством врагов они имели дело; но затем, убедившись, что на них с такой смелостью напали только двое солдат, им стало стыдно отступить перед таким ничтожным числом противников; кроме того, они желали отомстить за смерть вождя, и это вернуло им всю их храбрость.

Через несколько минут они снова окружили французов и, издав свои ужасный воинственный клич, кинулись на своих врагов.

Французы ждали этой атаки и были готовы встретить

ее. Разрядив свои ружья прямо в лицо нападающим, которых этим они снова заставили отступить, они взяли свои ружья за дула и, действуя, как дубинами, стали вертеть ими вокруг головы с поразительной быстротой и ловкостью. Их защищал круг из железа и дерева.

Французы, спокойные и, по-видимому, невозмутимые, защищались с непоколебимой энергией, не отступая ни на шаг, противопоставляя слепой ярости врагов хладнокровие людей, твердо решивших бороться до последней капли крови.

Индейцы, доведенные до отчаяния понесенными ими серьезными потерями, взбешенные тем, что такое ничтожное число врагов заставило их отступить, воодушевляли друг друга дикими криками и удваивали свои усилия, неестественные для того, чтобы победить четверых людей, спокойствие и храбрость которых превосходили всякие пределы.

Битва продолжалась уже несколько минут; уже целая дюжина индейцев валялись мертвыми или опасно раненными на земле, покрасневшей от их крови; невозможно было предвидеть, за кем останется победа, потому что, несмотря на усталость, начинавшую овладевать французами, они с удвоенной энергией продолжали храбро сопротивляться, как вдруг непредвиденное обстоятельство изменило ход битвы и заставило краснокожих признать себя побежденными.

Толпа индейцев, во главе которых находились Бержэ и Тонкий Слух, внезапно выскочила на поляну со всех сторон и с яростью устремилась на индейцев, нападавших на французов.

Помощь явилась как раз вовремя, потому что французы выбились из сил и через несколько минут они пали бы, побежденные не врагами, а усталостью.

Стычка была ужасна. Опрокинутые индейцы напрасно пытались искать спасения в бегстве: преследуемые, как дикие звери, они были безжалостно уничтожены своими свирепыми противниками.

Напрасно оба офицера пытались воспрепятствовать этому избиению все были убиты и скальпированы.

— О! Это ужасно! — вскричал граф, обращаясь к Бержэ, — убивать несчастных, которые уже не защищаются.

— Ба! — проговорил последний, пожимая плечами, — это вам так только кажется, господин Луи! А что же вы стали бы делать?

— Разве нельзя было взять в плен этих несчастных?

— К чему! Мы были, напротив, милостивы, вы не знаете нравов этой страны. Поверьте мне, гораздо лучше было убить этих несчастных, чем брать их в плен!

— О! Как можете вы говорить это, Бержэ?

— Ей-ей! По крайней мере, они не страдали. Переход от жизни к смерти совершился для них с быстротой молнии; тогда, как если бы мы пощадили их сегодня, завтра их привязали бы к столбу и в течение нескольких дней подвергали бы пыткам и в конце концов сожгли бы живьем.

Граф ужаснулся.

— Впрочем, — продолжал неумолимый охотник, — если вам нравится быть милосердным, ничего не может быть легче; здесь по близости у меня есть пленники, которых я сберег нарочно для вас.