Атомный поезд
Шрифт:
— Что это было? — спрашивали друг у друга оглохшие и шокированные машинисты. И не слышали своих голосов.
Уцелевшие вороны потрёпанной стаей взмыли в воздух. Они кривобоко помахивали крыльями, но не издавали ни звука. А возможно, в оглохшем мире их просто никто не слышал.
Резкий стук в дверь поднял Оксану с постели. Часы показывали пять утра. В недоумении она накинула халат и подошла к двери.
— Кто там?
— Это Кравинский, Оксана Федоровна, — раздался голос начальника контрразведки. — Откройте,
«Что-то случилось! — поняла Оксана. — Наверное, что-то с поездом. И Саша погиб…»
Она распахнула дверь. Кроме Кравинского, на площадке стоял особист из второго экипажа Кравцов и два московских чекиста — здоровенные светловолосые парни, которых в гарнизоне называли Близнецами.
— Что с поездом? — упавшим голосом сказала она, прижав руки к груди.
Отодвинув хозяйку, Близнецы первыми вошли в квартиру.
— Поезд взорвался! — грубо сказал Малков.
— Как?! — глаза Оксаны наполнились слезами.
— Что ты передала старшему лейтенанту Кудасову? — так же грубо продолжил Близнец.
— Ничего… Что я могла передать?
— Что ты дала мужу перед рейсом?! Говори, и не вздумай врать!
Кравинский и Кравцов смотрели сурово.
— Скажите правду, Оксана Федоровна, — посоветовал Кравинский. — Так будет лучше.
— Но я правда… Хотя… Я подарила ему сотовый телефон…
Все четверо многозначительно переглянулись.
— Что за телефон? — быстро спросил Ломов.
— Самый обычный. Я по нему звонила…
— Кто тебе его дал?! — напирал Малков. — Говори, живо!
— Никто. То есть Вася…
Оксана поняла, что оказалась замешанной в чём-то ужасном. Она навзрыд заплакала.
— Какой Вася?
— Столяров, — с трудом вымолвила она сквозь рыдания.
Контрразведчики переглянулись ещё раз.
— Всё ясно, — кивнул Малков и повернулся к Кравинскому: — Берите её под стражу, а мы поедем за этим гадом…
Оксана зарыдала ещё громче.
Громкая трель чёрного допотопного телефона с примитивным дисковым набором прозвучала в тишине прокуренного помещения, ударив по напряжённым нервам. Османов дёрнулся, как будто его шарахнуло током, да и для стерегущих его бандитов давно ожидаемый сигнал не показался райской музыкой — все вздрогнули и напряглись.
Только Галинбаев даже бровью не повёл. С непроницаемым лицом он продолжал накручивать на указательный палец серебряную цепочку с пулей на конце — сначала в одну сторону, затем в другую.
Магомед Тепкоев быстро переглянулся с Мусой Хархоевым и взведённым пистолетом ткнул начальника станции в спину.
— Отвечай! И без глупостей!
Начальника станции била нервная дрожь. Его жёлтые узловатые пальцы, подрагивая, потянулись к трубке и, сдёрнув её, с трудом удержали на весу.
— Елисеевская, Османов! — сказал он, и голос прозвучал почти естественно. — Да, понял. Обеспечу. Хорошо.
Теперь он с трудом положил трубку на место. Исрапил шумно выдохнул воздух и перестал крутить цепочку.
— Ну, что там? — требовательно спросил он.
— Литерный
— Ещё что сказали? — Галинбаев надел цепочку с пулей на шею. Это был талисман. Цепочка — с первой операции, когда они грабили поезд Москва-Баку. Он отобрал её у проводницы, которую они увели с собой в горы и насиловали целый месяц, пока она не вскрыла себе вены. А пулей он был ранен два года назад, но, как оказалось, неопасно.
— Больше ничего, — обречённо сказал начальник станции. — Мне приказано обеспечить его прохождение и доложить.
Галинбаев рассмеялся.
— Ты уже всё обеспечил, друг. Сейчас я с тобой расплачусь, подожди немного.
Он вышел на перрон, извлекая из нагрудного кармана камуфляжки радиостанцию «Кенвуд», нажал сигнал вызова.
— Готовьтесь, остался час, — коротко сказал он и отключился. Больше болтать не о чём. Всё обсуждено много раз, каждый командир и боец знает свою задачу. Следом за ним вышли Муса и Магомед.
— Что с этим делать? — кивнул в сторону двери Муса.
— Он же свой. И помог нам. А мне и раньше помогал…
— Какой он свой, — Исрапил сплюнул. — Предатель своим не бывает. Мы воюем за святое дело, а он тут с русской бабой живёт да водку пьёт! И вообще, он не наш!
По лицу Хархоева было видно, что он не согласен с этими словами.
— Ладно, идите, я сам разберусь, — сказал Галинбаев и осмотрелся. Перрон, как и обычно, когда не было поездов, пустовал. В дальнем конце его сидели на скамейке два бойца, с другой стороны прохаживался боевик в милицейской форме. Станция находилась под полным контролем, и делать здесь можно было всё, что захочется.
Обутая в чёрный кованый ботинок нога Исрапила Галинбаева медленно переступила через стёртый порог кабинета начальника станции. Рука привычно вытащила из ножен тот самый нож. А голова была занята совсем другим, потому что зарезать беззащитного человека гораздо легче, чем атаковать охраняемый поезд.
Но Османов родился аварцем, поэтому он не был беззащитным и не ожидал смерти с обречённой покорностью ягнёнка. Он стал за дверь, сжимая в потном кулаке кустарную самоделку — крепкий складной нож со стопором клинка. Раньше, когда обзавестись автоматом или пистолетом было невозможно, такие ножи носили все уважающие себя кавказские мужчины.
То, что начальник станции не сидит, съёжившись, в своём кресле, не ждёт терпеливо решения своей жалкой судьбы и не молит о пощаде, насторожило бандита и показало, что всё идёт не так, как надо. Звериным чутьём Галинбаев почувствовал опасность за спиной и резко обернулся. Тусклый широкий клинок метнулся к его животу, единственное, что он успел сделать, — поднять ногу и подставить под острую сталь бедро. Тупой удар, болевая вспышка, поток крови — всё смешалось воедино. Он попытался отпрыгнуть, чтобы нанести ответный удар, но не удержался и упал.