Атрибут власти
Шрифт:
Президент имел точные сведения о масштабах трагедии, постигшей его страну. Даже последняя Отечественная война, такая страшная и разрушительная, нанесла в два раза меньше ущерба, чем непродуманные реформы и развал государства в начале девяностых. Это были конкретные цифры, которые он знал. И воспоминания об этих потерях делали его бескомпромиссным и решительным.
Будучи человеком смелым, он не боялся этих неизвестных террористов, как не боялся летать в охваченные войной южные районы страны, спускаться на подводной лодке, подниматься за облака в кабине истребителя. Но президент хорошо знал и свои недостатки. Он не был публичным политиком, не обладал харизматическими
Когда несколько лет назад он принимал страну, все было иначе. Да и сам он тогда был немного другим. Даже будучи директором ФСБ и руководителем правительства, не представлял истинных масштабов развала страны, всех трудностей, с которыми ему придется столкнуться.
Между тем сказывались последствия августовского дефолта девяносто восьмого года, отсутствие золотовалютных резервов, недоверие западных партнеров. На юге бушевала настоящая война, в столице произошли невиданные по силе трагедии террористические акты, направленные против гражданского населения. Это случилось еще до одиннадцатого сентября, когда пассажирские лайнеры протаранили башни Международного торгового центра в Нью-Йорке. И в ту пору никто даже не мог предположить, что взрывы домов в Москве с мирно спящими в них людьми – предвестники нового века, в котором терроризм захлестнет весь мир.
Российские чиновники уже ничего не боялись. В правительстве существовали властные группировки, враждующие между собой. Олигархи цинично и нагло вмешивались в политическую жизнь страны, диктуя новые законы для задыхающегося государства. По-существу, их деятельность была выведена за рамки судебно-правовой системы страны. Царила неслыханная преступность, лидеры мафиозных кланов отстреливали друг друга прямо на улицах.
И наконец, новому президенту досталась общая апатия народа, отказывающегося верить в обещанные перемены. Слово «реформа» стало настолько непопулярным, что воспринималось как бранное.
Все это было несколько лет назад, когда его избрали президентом, но и потом не стало легче. Продолжались и война, и террористические акты. Захват театра на Дубровке оказался настоящей проверкой главы государства на прочность. Если бы он тогда дрогнул, отступил, сдался, все могло бы быть по-другому. Но он понял, что не имеет права на колебания, не имеет права сдать слишком тяжело завоеванные позиции.
В этой трагедии было много погибших. Потом говорили о плохой координации действий спасателей и врачей, но он продемонстрировал всему миру свою отчаянную решимость.
А в ответ ему выпало новое испытание – захват террористами средней школы, в которой заложниками оказались более тысячи детей и их родителей. Это был уже не просто террористический акт, а настоящий Апокалипсис. Погибли сотни детей – страшная цена за выстраиваемую им вертикаль власти.
Он понимал: те, кто противостоял ему сегодня, менее всего думают о стране, уже начавшей обретать черты настоящей государственности. Газеты по-прежнему пишут о развале, по телевидению говорят об ужасающей демографической ситуации, что тоже правда, все дружно отмечают бегство капиталов… Но нельзя же не видеть и позитивные перемены, которые происходят буквально на глазах. Его страна постепенно становится уважаемым членом мирового сообщества, его усилия к внутренней стабилизации поддерживаются уже всем цивилизованным миром. А его
Президент сжал кулаки. Готовя к работе за рубежом, его учили анализировать собственные действия. Он обладал редким качеством – умением понимать свои сильные и слабые стороны. И он точно знал, что не сможет уступить. Слишком многое поставлено на карту. Гораздо более важные ценности, чем его собственная жизнь и судьба. Он обязан выстоять и передать новому лидеру более сильное, более уважаемое, более надежное государство, менее всего зависящее от воли и взглядов кучки людей, почему-то названных олигархами. В одной из недавно вышедших книг он наткнулся на другое слово – «плутократы». Оно понравилось ему гораздо больше.
Теперь за Дронго каждое утро приезжала машина, и он отправлялся на работу в комиссию. Нащекина приветствовала его доброй улыбкой, Чаговец сухо бросала: «Доброе утро!», Богемский кивал, не глядя, Полухин и Машков пожимали ему руку. Остальные вежливо здоровались.
Наблюдение, установленное за Холмским, показало, что он действительно интересуется Абрамовым. Более того, он устроил еще две статьи о творчестве журналиста в разных газетах. Однако все это еще не доказывало вины Холмского. Предстояло исходить из того, что за ним может быть установлено наблюдение и если он исчезнет, то основной заказчик или резко свернет свою деятельность, или поменяет всю операцию.
Утром двадцать четвертого февраля Холмский вызвал к себе в офис свою хорошую знакомую Ариадну Лиховцеву, которая слыла довольно-таки известной журналисткой. Внешне эта сорокалетняя женщина выглядела бесформенной и неряшливой: расплывшаяся в разные стороны различными своими частями фигура, мешковатая одежда, большие очки в старомодной роговой оправе, всегда плохо причесанные грязноватые волосы. Лиховцеву хорошо знали многие главные редакторы центральных изданий, а некоторые политики побаивались ее бойкого пера. На приемы, куда эту журналистку иногда приглашали, она приходила с большой сумкой, без зазрения совести складывая в нее со стола фрукты и деликатесы. Лиховцева зарабатывала неплохие деньги, хранила их в различных банках и даже покупала ценные бумаги. Она одна растила дочь, которую очень любила. Муж ушел от нее уже более десяти лет назад.
Войдя в кабинет Холмского, Лиховцева плюхнулась на кресло, которое жалобно скрипнуло под ее весом. Она оглянулась по сторонам. Ей было неуютно в этом холодном, словно не обжитом кабинете.
– Может, предложите даме кофе? – поинтересовалась журналистка, глядя на Холмского.
Тот пригладил редкие волосы, пощупал коротко остриженную бородку и заявил:
– Ваша последняя статья мне совсем не понравилась.
– Поэтому вы не хотите дать мне кофе? – бесцеремонно поинтересовалась Лиховцева.
– Принесите нам кофе, – позвонил Холмский секретарю, – а вы возьмите вот эти данные и подготовьте хорошую статью для еженедельника.
– Вы уже договорились с главным редактором? – спросила Лиховцева.
– Разумеется. Он готов ее опубликовать. Только пишите без ненужной патетики – просто сухие факты, выводы. И обратите внимание читателя, что розыски пропавших журналистов обычно проходят под личным контролем глав государств. На этом нужно сделать особый акцент. Исчезновение такого журналиста, как Павел Абрамов, – удар по престижу самого президента. Все понятно?