Авантюристка

Нэвилл Кэтрин

Манон была классическим типом женщины, мечущейся между любовью к деньгам и любовью к мужчинам. И, как и во всякой порядочной опере, деньги под конец берут верх. Даже отдавая Богу душу, страдая от нищеты и унижения, Манон при взгляде на звезды в небесах вспоминает те бриллианты, что сверкали на ней тогда, когда она купалась в роскоши.

Я возвращалась домой туманным вечером в весьма приподнятом настроении — и не только из-за того, что люблю это оперу, но и из-за сознания того, что ведь это не я, а Манон потерпела в конце концов фиаско.

Вернувшись домой, я прошла на террасу, чтобы внести в комнату некоторые из своих зимних орхидей. Здесь туман оказался плотным до такой степени, что я даже не смогла различить возвышавшийся подобно фаллическому символу над Центральным телеграфом шпиль Траханной Лилии — несравненный памятник тому пожарнику, на пару с которым сия сумасбродная дама удивляла весь город.

Я как раз готовила чай, когда зазвонил телефон.

— Добрый вечер, моя дорогая, — промурлыкал в трубке знакомый вкрадчивый голос… Я решил позвонить, так как подумал, что тебе будет приятно поздравить меня с днём рождения.

— А сегодня день твоего рождения? — переспросила я. — А я-то считала, что сегодня день рождения Бетховена.

— Великими судьбами подчас управляет единый дух, — отвечал он. — А кроме того, мне и впрямь есть что сегодня праздновать: мы идём строго по графику.

Проклятье. Неужели он хочет сказать, что завладел всеми необходимыми ему ценными бумагами и уже готов переходить ко второй части пари — вложению капитала? А я все ещё топчусь на месте. Ведь, пока Тавиш с командой не подберётся к нужным мне файлам, я не имею возможности завладеть обменными фондами. И в эту минуту мысль о заключённом пари стала действовать на меня угнетающе.

— И что же ваша троица намерена предпринять для празднества? — спросила я его, стараясь переменить тему беседы.

— Мы с Джорджиан, конечно, весь день работали, — сообщил он. — К концу недели уже покончим с печатью. А Лелия отправилась в Европу, чтобы помочь нам не прозевать сигнал к старту.

Итак, я располагала как хорошими, так и плохими новостями. Хорошими, безусловно, являлись те, что они провозятся ещё несколько дней, — стало быть, в моем распоряжении остаётся вся следующая неделя. А вот плохие… я решила, что их надо уточнить.

— Вы что же, отправили Лелию в Европу совсем одну? — спросила я. — Надеюсь, вы хорошо сознаёте, на что пошли.

— Ей совершенно ничего не грозит, — возразил он. — Она повезла с собой те самые оригиналы ценных бумаг, которые мы подменили фальшивками, чтобы открыть кредитные счета в различных банках континента. Никому и в голову не придёт подробно расспрашивать даму, подобную ей, тем более что она открывает такие большие счета. Но она не просто превращает ценные бумаги в наличность — она готовит все к тому, чтобы в нужное время мы могли завладеть этой наличностью.

— Остаётся только надеяться, что стартовый сигнал, который вы так стараетесь не прозевать, не обернётся против вас, — предупредила я. — Я знаю Лелию достаточно давно. Она обожает всем вертеть по-своему.

— Представь мне судить об этом самому, — невозмутимо отвечал он. — Ну, а кроме того, кто-то же должен пустить пробный шар. К концу недели, как только мы закончим печатать и подменять облигации, будет уже слишком поздно, чтобы суетиться с открытием европейских счётов. Ведь Рождество на носу — и европейские банки закроются на каникулы. В противном случае нам придётся дожидаться начала года.

Боже правый, а ведь так оно и есть! А я-то совершенно упустила из виду то, что у меня в распоряжении всего четыре дня, а там — сочельник, и вся наша банковская машина будет приостановлена для ежегодного профилактического осмотра. И если до этого я не успею ввести программы, с помощью которых собираюсь ограбить обменные фонды, — мне тоже придётся дожидаться первых чисел Нового года. Тогда мы отстанем от Тора на целые недели — и все огромные суммы, которые можно было бы прибрать к рукам в момент повышенной банковской активности перед концом года, уйдут как вода в песок! Как я могла оказаться в дураках?!

— А как продвигается твоя маленькая кража, моя дорогая? — поинтересовался Тор, словно читая мои мысли.

— Просто великолепно, — браво солгала я, про себя чертыхаясь из-за его пресловутой прозорливости и пытаясь собраться с мыслями.

Чайник на плите засвистел. Я машинально сняла его и чуть не выплеснула кипяток себе на ноги. От моего неловкого скачка телефон с грохотом свалился на пол. Подняв его, я услышала смех Тора на другом конце провода.

— Послушай, у тебя совсем ничего, не выходит? Ну, я и не сомневался в том, что ты излишне самоуверенна. Зато тебе будет весьма приятно вновь оказаться в Нью-Йорке после стольких лет отсутствия и быть занятой той работой, которая тебе уготована самой природой. Почему бы тебе прямо сейчас не признать свой проигрыш?

— Цыплят по осени считают, — гордо возразила я, размазывая ногой образовавшуюся на полу лужу. — Почему ты так уверен, что я уже пропустила первый мяч?

— О, я всегда отдавал должное твоей выдержке — даже в преддверии полного и неотвратимого краха, — признался он. — Но ведь тебе так и не удалось проникнуть даже в простые файлы, скажи честно?

— Я просто заранее готовлю максимально выгодную позицию, — сообщила я, ковыляя вместе с телефоном в гостиную со стеклянными стенами, занавешенными белесым туманом. — И даже если мне не повезёт — и придётся работать на тебя, — это все равно не будет моим крахом, это будет всего лишь выплатой долга. Тебе не удастся запереть меня в клетке.

На том конце провода последовало продолжительное молчание. Наконец Тор с сочувствием произнёс:

— Ты успела нагородить вокруг себя столько стен, что мне бы и в голову не пришло лишний раз укреплять их, возводя какую-то клетку. И я хочу только одного: разрушить все эти стены и дать тебе свободу. Ты меня очень обяжешь, если поверишь в это.

— И именно поэтому ты втянул меня в наш маленький спор, — я полагаю, исключительно с целью освободить меня от тяжкого бремени избранной мною самой карьеры?