Авантюры открытого моря
Шрифт:
И вдруг тишину напряженного перемирия разорвал шальной выстрел.
Двадцать седьмого февраля 1990 года газета «Известия» опубликовала реплику собственного корреспондента в Нью-Йорке Шальнева «Был ли бунт на советском эсминце?». Задавая сей риторический вопрос «компетентным органам», собкор рассказывал, как видится наша морская драма, разыгравшаяся на Балтике, американцам да и вообще людям западного мира.
Самое печальное — это то, что заметка в «Известиях» была снабжена комментарием юриста из КГБ генерал-майора юстиции Борискина, который без тени сомнения брал на себя роль рупора брежневского правосудия, объявлял Саблина преступником, угонявшим корабль в сторону шведских территориальных вод, и авторитетно информировал советскую общественность, что «бомбометание велось не по кораблю… и, конечно, ни одного попадания, ни одного повреждения ни на палубе, ни на надстройках не было».
Подобной же ложью было и утверждение, что «пособник Саблина» матрос Шеин ранее отбывал срок за кражу. Никакого срока Шеин не отбывал.
От себя редакция добавляла, что она хотела бы узнать о событиях 8–9 ноября 1975 года более подробно, а также то, как Саблин «решился на такой крайний шаг, что думал и ч т о исповедовал?»
Тут автор редакционного послесловия покривил душой, как и комментатор. Дело в том, что очерк «На грозный бой…» с последним письмом Саблина, в котором тот излагал, к а к он решился на такой крайний шаг, что думал и что исповедовал, давно лежал в секретариате «Известий», но после неудачи «Правды» газета решила не рисковать. Я позвонил в редакцию и предложил опубликовать очерк как отклик на выступление Шальнева и Борискина, тем более что собкор справедливо восклицал: «Печально, когда на Западе пишут и защищают диссертации о событиях, которые происходят в нашей стране, но о которых мы сами ничего не знаем. Обидно, когда о своей истории — какой бы грязной или печальной она ни была — мы узнаем из книг зарубежных авторов, из фильмов их режиссеров».
В ответ было сказано:
— Мы согласны с генерал-майором Борискиным и будем придерживаться официальной версии.
Что делать?
На помощь пришла «Комсомольская правда», газета, с которой началась когда-то моя журналистская стезя. В тот же день главный редактор Владислав Фронин отправил очерк в набор, материал был выставлен в полполосы, и 1 марта «Последний парад» с портретами Саблина, его братьев и снимком «Сторожевого» вышел в пику известинской публикации.
Спустя сутки «Красная звезда» швырнула в Саблина свой камень, давно пригретый за пазухой.
Еще через несколько дней к позиции «Комсомолки» присоединилась и «Советская молодежь» из Риги, опубликовав в трlbх номерах очерк Майданова «Прямо по курсу — смерть».
Ну что ж, последняя (последняя ли?) запретная теме эпохи гласности была открыта… Началось всенародное обсуждение, осмысление деяния Валерия Саблина. Оно продолжилось и в документальном фильме молодого белорусского кинорежиссера Владимира Дашука «Форс-мажор», отрывки из которого были показаны за три недели до путча по Центральному телевидению. Телекадры с рассуждениями авторов фильма о мотивах и смысле саблинского выступления вызвали яростный гнев у министра обороны Язова и главного военного прокурора Катусева. В Останкино был послан офицер с требованием снять видеокассету с крамольной программой и доставить ее в секретариат министра. Зачем? Помахать после драки кулаками? Пугануть инакомыслящих авторов?
Они и пуганули. Всю страну пуганули, наводнив Москву танками, да только не запугали.
Моряки, к чести военно-морского флота, путчистов не приняли, на защиту Белого дома России переходили не только гвардейские танки, но и подводная лодка, вышедшая в Тихий океан под Андреевским флагом… Но это уже другая история.
Вместо послесловия
Дело Саблина, поступок Саблина, преступление Саблина, подвиг Саблина…
Та, теперь уже такая далекая драма, разыгравшаяся на морском параде в Риге, с непреуменынившейся остротой продолжает волновать умы моряков и юристов, политиков и журналистов, всех нас, граждан своего Отечества, и зарубежных интересантов, которые знают о Саблине понаслышке — со страниц авантюрного романа «Охота за «Красным Октябрем» американского страхового агента Тома Кленси, принесшего его автору мировую известность.
Так кто он такой, капитан 3-го ранга Валерий Саблин? Разочаровавшийся в жизни авантюрист-одиночка? Ультралевый коммунист, который хотел быть святее генсека, или доморощенный бонапартик, метивший в военные диктаторы? Тщеславный безумец, задумавший повторить судьбу лейтенанта Шмидта? Изменник Родины, прельстившийся шведскими хлебами?
Вот уже много лет, изучая письма Саблина, его конспекты, дневники, расспрашивая его друзей и недругов, сослуживцев и родственников, тех, кто его судил, и тех, кто стоял с ним в роковую ночь рядом, пытаясь постичь его характер и его личность, я сделал для себя такой вывод: ВАЛЕРИЙ САБЛИН — ГРАЖДАНИН, РЕШИВШИЙСЯ УДАРИТЬ В НАБАТНЫЙ КОЛОКОЛ ТОГДА, КОГДА ВСЕ НАПАСТИ, ОБРУШИВШИЕСЯ НЫНЕ НА НАШУ СТРАНУ, ЕЩЕ ТОЛЬКО ВЫЗРЕВАЛИ. Он попытался это сделать как можно громче, а потому не ограничился самосожжением где-нибудь посреди Москвы, как это уже делалось и до и после него в знак протеста против брежневского партийно-мафиозного маразма, а попытался крикнуть на всю Россию, на весь СССР и весь мир с палубы, с мостика, с антенн боевого корабля, откуда бы его непременно услышали: «Граждане, Отечество в опасности!» Не его вина, что сограждане его не услышали. Но тридцатисемилетний человек положил жизнь, как говорили встарь, за други своя, то есть за нас, за каждого из нас… И еще одно утверждение, выведенное как из дела Саблина, так и из собственного опыта флотской службы: подобное выступление могло произойти на любом корабле Военно-Морского Флота СССР, окажись на нем такой человек, как Саблин, скажи он такие слова, какие бросил замполит «Сторожевого» своей команде.
Был ли Саблин правоверным марксистом, фанатом учения? Этот вопрос мучил меня с первых же шагов по следам своего героя.
Думаю, что Саблин понимал, что матросы, да и народ вообще еще не готовы действовать вне рамок этого вероучения, впрыснутого в мозги миллионов людей. Поэтому он пользовался коммунистической фразеологией, ее лозунгами и постулатами. Но это лишь внешне. Для дела. Чтобы не оттолкнуть массы, чтобы говорить с ними на одном языке. («Царь мне нужен потому, что без него черная масса за мной не пойдет» — из речи лейтенанта П. Шмидта перед офицерами «Очакова».)
Для себя же, для души он исповедовал далекие от марксизма идеи академика Вернадского. И даже написал диссертацию о нем. Увы, оставшуюся незащищенной.
До сих пор юристы не могут точно определить формулу обвинения. За что именно был расстрелян Валерий Саблин? За воинское преступление, выразившееся в захвате корабля и неподчинении власти вышестоящих начальников? Но в приговоре военной коллегии Верховного суда СССР речь идет вовсе не об этом, а о попытке изменения государственного строя СССР, что и отождествляется с изменой Родине… Но вот государственный строй изменен, СССР не существует так же, как и пресловутой 58-й статьи, проведена не одна политическая амнистия, реабилитированы Сахаров, Солженицын, сотни диссидентов. А дело Саблина по-прежнему под сукном, а имя Саблина по-прежнему в черном списке. Вдова Саблина и братья подали прошение на пересмотр дела. Слово за Фемидой обновленной — демократической России.
ВЕНОК ИЗ ПИСЕМ: «ЗА» И «ПРОТИВ»
Сдать эти письма в архив не поднимается рука. Это отклики, пришедшие в «Комсомольскую правду» и другие газеты, на радио, телевидение после публикаций материалов о Саблине и «Сторожевом».
Прежде всего — слово участникам событий. Письмо бывшего старшего матроса «Сторожевого», ныне московского строителя Сергея Лыкова:
«На днях ребята по бригаде принесли мне газету. «Почитай, тебе будет интересно». Развернул и увидел фотографию своего замполита Валерия Михайловича Саблина. У меня в душе все перевернулось, а на глазах появились слезы… Слишком много вспомнилось.
То, что произошло в Риге в ноябре 1975 года нам, рядовому составу приказали забыть, а после двухмесячного разбирательства напутствовали нас так: «Только честным трудом вы смоете позор с Балтийского флота». Домой ехать не хотелось, все боялся — вот приеду, и тут же на вокзале арестуют. Приехал домой ночью, мать обрадовалась и, плача, спросила — почему же так долго не приезжал. Сказал, что служба такая. Пока она хлопотала на кухне, подсел к приемнику, и, прокручивая станции, вдруг услыхал сквозь трескотню помех сообщение «Голоса Америки»: мол, такого-то числа в Балтийском море был обстрелян советскими истребителями советский военный корабль. Дальше слушать не мог. Сидел и ревел, как девчонка. Было так обидно и стыдно за тех, кто послал эти самолеты…