Авенджер
Шрифт:
— Сейчас, господа узкоглазые, получите гостинец! – Матрос уже нашел прицел, когда услышал лязг двери и в башню ворвался боцман.
— Амба, Вован! Капитан приказал прекратить огонь! Всем построиться на палубе!
— Что, японцы уже капитулировали? – Оскалился лысый.
В этот момент очередной разрыв японского снаряда перед носом крейсера разъяснил сарказм матроса.
— Двигай за мной, тилигент!
Подчиняясь приказу, лысый двинулся за боцманом.
С палубы картина разгрома русской эскадры предстала во всем
Владимир замечает рядом с бортом «Варяга» моторизированную шлюпку под японским флагом. Боцман командует:
— Становись!
Оставшиеся в живых матросы приняли подобие строя. Справа подходят капитан, в двух шагах за ним вышагивают два японца с неподвижными лицами.
— Господа матросы! – Нервно начал капитан.
— Наше положение катастрофическое! Большая часть кораблей потоплена, часть покинула Цусимский залив. Японцы расстреливают нас с неуязвимой дистанции, за время длительного путешествия порох в наших снарядах отсырел, мы не можем продолжать огонь. Японцы предлагают нам сдать оружие и покинуть крейсер. Они обещают не чинить препятствий к выезду в Россию.
Последние слова капитан говорил в палубу, японцы за спиной хищно улыбались, глаза вовсе превратились в щели.
— Да вы что, братва! – Перед капитаном вырос матрос в рваной тельняшке, лысая голова на могучей шее блестит бильярдным шаром.
— Когда это русский моряк сдавал корабли! Это же явное предательство! – Палец лысого указал на капитана.
— Ульянов, вернись в строй! – Заорал боцман.
— Товарищи, вы же сами бывшие рабочие, отцы у вас на фабриках надрываются! Как мы домой вернемся? Какими глазами смотреть будем?
Строй загудел, матросы опустили головы. К Владимиру подошел боцман.
— Вован, братва не готова, картина ясная – все к рыбам пойдем ни за что.
— Эх, Железняк! Фамилия у тебя стоящая, только ты ее не стоишь. – Владимир прямо в глаза смотрел боцману. Тот отвел взгляд.
— Не готовы еще, Владимир.
— С вами революцию не заваришь! Эх, вы, патриоты! Не порох — сердца у вас отсырели!
Матрос толкнул плечом боцмана и бросился к оружейному складу.
— Останови его, боцман! – Пришел в себя капитан.
— Он же боеприпасы взорвет!
Железняк бросился к стальной двери, за которой скрылся бунтарь, но успел услышать скрежет запорных листов.
Владимир услышал глухой крик боцмана:
— Полундра, братва! Спасайся, кто может!
В железных коридорах кое–где еще горели электролампы, хотя Владимир и в полной темноте нашел к ящикам с оставшимися снарядами. Личная месть отодвинулась на второй план. Честь дороже мести!
В этот момент корпус корабля вздрогнул, японский снаряд угодил в борт рядом с тем местом, где находился Владимир.
Русский матрос, не в силах удержаться на скользких металлических ступенях, ухнул вниз.
Владимир очнулся на мягкой кровати, вокруг было белым бело, маленькие узкоглазые медсестры, как ангелы, неслышно скользили мимо. Владимир попытался приподняться на локтях, голова гудела, тошнота подступала к горлу. Перед глазами образовались двое японских военных. Один склонился, положил ладонь на забинтованное плечо.
— Ты настоящий самурай, Ульяна–сан! Ты скоро поправишься.
***
Солнце уже начинало припекать, ветерок сдувал последнюю росу с проклюнувшейся травы. В свежем окопе от земли в нос шибал сладкий запах, чернозем бруствера напоминал родную пашню.
— Сеять пора, а мы три года вшей кормим! Эх, землица наша Русская, когда ж тебе Господь разумного царя пошлет! – Бородатый солдат, прислонившись к брустверу, достал кисет из кармана шинели.
— Зачитался! Дайкось прокламацию.
Молодой солдатик протянул ветерану листок дрянной бумаги.
— «Долой царизм!» Социалисты опять бумагу пачкают! Для курева сгодится. – Солдат оторвал половину, другую протянул товарищу. – Держи, сейчас табаку отсыплю.
— Я не курю, дядя Игнат. Спасибо.
— Из тилигентов что-ли? «Спасибо». Благодарствую надо говорить. – Старый солдат сыпанул махорку в раструб «козьей ножки». Кисет вернулся в карман, терпкий дым потянулся в сторону вражеских окопов.
— Ты привыкай, Андрюшка, — пыхнул на молодого дядя Игнат.
— А как газами бомбить зачнут, совсем окочуришься!
— А часто бомбят, и сейчас могут?
— Нет, сейчас не будут – ветер в ихнюю сторону. Германец, он аккуратный: сперва беготню в окопах затеет — к атаке готовится, потом артиллерия нас утюжить будет с полчаса. Ежели газовые снаряды, сразу не пойдут – травится не захочут…
— Это кто тут у нас позицию демаскирует? – Кряжистый солдат с красным бантом в петлице скатился в окоп. Аккуратная бородка сглаживала жесткое выражение широкого лица, в раскосых глазах сверкал маньяческий огонь.
— Принесла нелегкая. Опять агитировать начнет. – В сторону простонал Игнат.
— А как без этого. – Агитатор приладил винтовку на бруствер, отряхнул шинель.
— Вот вы, товарищ, — обратился к Игнату, — который год семью не видели, пшеницу не сеяли? А вы, — посмотрел на молодого, — так недоучкой и останетесь?
— Так Отечество защищать надо! – Вскинулся молодой.
— А почему помещика с фабрикантом с нами в окопах нет? Это что не их отечество? И правильно – не их! Их родина везде, где за деньги можно купить власть и удовлетворить свои низменные потребности! Земля – она только для того, кто на ней работает. Земля – крестьянам! – Агитатор встал во весь рост, к месту агитации стали подтягиваться солдаты.
Игнат набрал землю в широкую ладонь, в грубых заскорузлых пальцах чернозем задвигался как мех норки. Крестьянин посмотрел на агитатора: